Она села на кровать. Лорд устроился у ног хозяйки и положил голову ей на колено.

— Почему у меня так скверно на душе? — хмуро спросила Флора, погладив его. Она осмотрелась по сторонам. Комната была немного старомодная, но просторная и удобная, с собственной ванной и выходом на крытую веранду.

Честно говоря, спальня была обставлена по высшему классу. Большая кровать, просторный платяной шкаф красного дерева с овальным зеркалом в центральной части, антресолями и выдвижными ящиками, ковер во всю ширину пола, красивые шторы из прозрачного тюля с узором в цветочек, подхваченные витыми шнурками, и роскошное пуховое стеганое одеяло из красно-розового шелка.

Ванная оказалась недавно переделанной, на веранде стояли два удобных тростниковых кресла и столик. Все было безукоризненно чистым и отполированным до блеска.

Но, когда благодарная Флора начала пить чай, ею овладели дурные предчувствия. То, что ее приняли за подружку Роберта Рестона, ничем хорошим кончиться не могло. Потому что на самом деле подружкой Роберта была ее сестра Долли. Именно это и привело Флору в Лас-Пальмас.

Долли была причиной всех ее бед с тех пор, как сестры осиротели и были отданы на воспитание тетке, которая считала их обузой и камнем на шее. Даже сейчас, когда красавице Долли, учившейся в школе манекенщиц, исполнилось девятнадцать, она оставалась такой же беспомощной и беззащитной, как во время потери родителей.

Неужели она всегда останется такой? — внезапно подумала Флора. Доброй, отзывчивой, щедрой, но временами ужасно безалаберной? Неужели я всегда буду водить ее за руку? Неужели мне всегда придется отвечать за сестру и чувствовать себя так, словно я на сто лет старше ее, хотя мне всего двадцать два?

Она снова вздохнула и поставила чашку на поднос. Когда красивый и веселый Роберт Рестон, с которым они действительно познакомились на вечеринке, совершенно околдовал Долли, Флора изо всех сил пыталась повлиять на сестру. А потом, когда Роберт и Долли расстались, ей же, Флоре, пришлось подбирать осколки, проявляя при этом чудеса доброты, мудрости и такта.

По-настоящему она вышла из себя только тогда, когда Долли заявила, что беременна от Роберта и никогда не полюбит никого другого.

— А он об этом знает? — с досадой воскликнула Флора. А потом спросила: — Как это случилось?

Он не знал, потому что в тот момент Долли и сама еще ничего не знала. А случилось все самым типичным для Долли образом: не то перепутанные числа, не то забывчивость при приеме таблеток, не то одна ночь, когда они так увлеклись, что забыли обо всем на свете.

Впервые в жизни Флора накричала на сестру и заставила ее сказать правду, а не тот смягченный и отредактированный вариант, который Долли сочинила для ее успокоения.

Выяснилось, что Роберт Рестон, который был ровесником Флоры, образцовым поведением не отличался. Он уже разорвал одну помолвку, не успел выбрать себе занятие по душе, после чего строгий старший брат велел ему вернуться на ранчо, расположенное где-то на краю света.

Сестра объясняла многочисленные неудачи Роберта диктаторскими замашками его старшего брата: если верить Долли, тот был любимчиком отца.

Он заставлял Роберта заниматься делом, к которому у того не лежала душа, и постоянно подрывал его уверенность в себе. Но Долли с пеной у рта доказывала, что, если Роберт остепенится и станет отцом семейства, все пойдет по-другому.

Флора представила себе Роберта Рестона и сильно усомнилась в этом. Да, обаяния ему было не занимать. Да, сопротивляться ему было трудно, но это вовсе не значило, что Роберт будет рад взвалить на себя заботу о семье. Не подлежало сомнению только одно: Роберт Рестон имеет право знать о ребенке, а ребенок Долли имеет право на тот или иной вид помощи.

Но, когда Долли заявила, что сообщить новость Роберту она должна лично, Флора воспротивилась.