В голове всё ещё шумело яростное «Вон!»… и слезы ручьём по щекам. Оказавшись в каюте, девушка в первую очередь стремительно оделась, а затем поняла очевидное — он сейчас придёт!
Придёт и выскажет всё, что думает о ней, и её поведении! В ушах, словно отголоском крика «Вон» звучало и «Рядовая Фенияр, что вы себе позволяете?!»…
— Что я наделала… — прошептала испуганная девушка, больше всего в данный момент, боясь не расправы, а необходимости взглянуть в глаза Вейнера, перед которым было так стыдно.
И, выскользнув в коридор, авийянка банально надеялась сбежать, спрятаться и отсидеться где-то подальше от взбешенного адмирала.
Увы, в момент, когда Райве покинула собственную каюту, Вейнер как раз стремительно выходил из своей. На секунду оба замерли. Этот миг, краткий и в то же время столь длительный, серые глаза пристально смотрели в испуганные карие, словно ища… он и сам не понимал, что искал, и улыбнулся этому отсутствию цели в своих ожиданиях… Эта улыбка стала роковой, потому что спровоцировала… позорный бег перепуганной девушки, и безмолвная Райве, теряя обе туфельки, рванула прочь, даже не задумываясь, о направлении движения.
Он догнал на повороте, сжал, пытающуюся вырваться девушку и замер, осознав, что на его, сжимающие её стройный стан ладони, капают слёзы… Айрон ненавидел женские слезы, не терпел их, старался игнорировать само существование данного прискорбного факта. Его стандартным поведением при виде солёной влаги в глазах женщин, был разворот на сто восемьдесят градусов и покидание распустившей сопли особы, но сейчас…
— Райве, — адмирал держал её практически на весу, и девушка безуспешно пыталась вырваться, молотя воздух ножками с алыми ноготками. — Райве…
А что сказать? Он не знал. И подхватив притихшую девушку на руки, стремительно понёс в её каюту, стараясь даже не смотреть на зарёванное личико. Принёс, положил, ему тут же продемонстрировали спину и… и плечики вздрагивали, от беззвучных рыданий.
«Женщины, — с тоской подумал адмирал.»
Осторожно присел на её койку, молча смотрел на нежные плечи, на изгиб шеи, на… на то, что пониже спины, он не смотрел… старался не смотреть. Утешать Вейнер не мог, даже не так — не умел. Он был воспитан в строгости, при полнейшем отсутствии женщин и жёсткой диктатуре отца. Свою мать Айрон фактически не видел с того момента, как ему исполнилось пять лет, и не удивительно, что общаться с женщинами он предпочитал одним способом, тем, который осуждал военный устав, и никак иначе.
— Райве, — адмирал протянул руку и положил на вздрагивающее от безмолвных рыданий плечико. — Райве… что это было вообще?
Девушка сжалась и плакать перестала. Это радовало Айрона с одной стороны, и несколько напрягло с другой — понять, что будет дальше, он не мог при всех своих выдающихся аналитических способностях, но уже предчувствовал, что произойдёт что-то плохое. А Райве, неожиданно даже для самой себя развернулась, явив встревоженному мужу бледное зарёванное личико и хрипло спросила:
— Значит, только блондинки? — после данного вопроса слёзы вновь устремились из глаз, и авийянка уткнулась в жёсткую подушку, скрывая свое лицо и проклиная себя за несдержанность.
— Причем тут блондинки? — оторопел адмирал.
В ответ невнятное бурчание:
— А вы мне тоже не нравитесь! Ненавижу блондинов!
Разгневанно поднявшись, Вейнер направился к двери и, уже выходя из её каюты, хрипло приказал:
— С завтрашнего дня посещаешь мозгоправа! Раз не в состоянии нормально разговаривать!
Вышел в коридор, вспомнил взгляд этого самого мозгоправа на полуобнажённую Райве и… вернулся в каюту, чтобы изменить приказ:
— С завтрашнего дня… — он подумал, потом снова подумал и выдал: — Будешь учиться!
На жёсткой койке плакать перестали, Райве села, угрюмо посмотрела на супруга и язвительно выдала:
— Я лучше волосы перекрашу!
— Ты сидишь в каюте до утра и думаешь над своим поведением! — рявкнул Айрон и запер супругу. |