Диердре окинула взглядом лица всех мужчин и увидела, что на них появляется негодование.

«Вы все, великие воины, мужчины, которых я уважала больше всех в мире, стали слабыми, трусливыми мужчинами. Скажите мне – когда вы забыли о своих клятвах? Случилось ли это в тот день, когда вы сложили свое оружие? Как вы думаете, сколько это будет продолжаться до тех пор, пока они придут не только за вашими женщинами, но и за вами тоже? Только когда у вашего горла окажется меч, для вас это что то будет значит?»

Диердре смотрела на них, но ни один воин не смог произнести ни слова в ответ. В комнате повисла напряженная тишина, и она видела, что они задумались.

«Вы все мне отвратительны»,   сказала Диердре, через ее вены проходило негодование. – «Я обвиняю не Пандезию, а вас  – вас, которые это допустили. Вы не заслуживаете права называться ни воинами, ни даже мужчинами».

Она стояла в ожидании ответа от своего отца. Но впервые в жизни он потерял дар речи.

Наконец, когда он заговорил, это были слова сломленного человека, который сильно постарел с того момента, когда она вошла в комнату, который был полон раскаяния.

«Ты права»,   произнес отец подавленным, надломленным голосом. Диердре была удивлена. Никогда в своей жизни отец не призвал своих ошибок. – «Мы не заслуживаем того, чтобы называться воинами. И до сегодняшнего дня я этого не осознавал».

Он протянул руку и положил ее дочери на плечо, и в этот раз Диердре не отстранилась.

«Прости меня»,   попросил отец, его глаза были полны слез. – «Я никогда не знал, насколько я ошибался. Это самый большой стыд в моей жизни, и я проведу остаток своих дней, заглаживая свою вину, если ты позволишь мне».

Диердре почувствовала, как ее глаза увлажнились от его слов, от сдерживаемых чувств, поднимающихся на поверхность, когда она вспомнила о том, как когда то любила отца, доверяла ему. Но она поборола в себе эти чувства, не желая показывать их этим людям, все еще не будучи уверенной в том, что она может до конца их простить.

Ее отец повернулся ко всем своим людям.

«Сегодня»,   прогремел он. – «Моя дочь преподала нам всем урок, который мы забыли. Она напомнила нам, что значит быть воином – воинами, которыми мы когда то были и то, кем мы стали. Она храбрее и лучше всех нас».

Мужчины заворчали в знак согласия, стукнув по столу своими кружками, снова наполнившись гордостью. В их глаза вернулся блеск, который Диердре не видела много лет.

«Сегодня»,   крикнул отец Диердре. – «Мы снова возьмем в руки свое оружие, даже рискуя своими жизнями, как храбро поступили наши женщины!»

Мужчины одобрительно закричали, их лица сияли.

«Мы снова узнаем, что значит быть настоящими воинами. Враг находится перед нами. Мы можем умереть в противостоянии с ним, но мы умрем как мужчины!»

Мужчины громко закричали в знак одобрения, поднимаясь на ноги.

«Принеси ка мне тот свиток»,   отец Диердре подал знак оруженосцу.

Мальчик побежал через комнату и снял со стены свиток с письмом Пандезии длиной в несколько футов. Отец Диердре протянул его так, чтобы все увидели.

«Пандезианцы заявляют, что их законы должны висеть в залах для заседаний. Снятие его со стены карается смертью»,   напомнил он.