Толстуха нервно сглотнула, между бровей залегли морщинки. По щекам стекали капли пота.

— Надеюсь, ты не думаешь, что они скры­ваются и в нашу дверь постучит полиция?

— Этого я не знаю. Когда Рози позвонит, спроси у нее.

— Ты права, спрошу. Эта девчонка всегда была для нас сущим наказанием. Если она оказалась в чем-то замешана, отец живо сдерет с нее кожу. Скажи, не прочитала ли ты что-нибудь утешительное насчет нашей скотины?

— Ничего.

— А о простате Карла?

— Ничего, думаю, будет лучше, если я лич­но посмотрю его и поговорю с ним.

— Ни в коем случае! Если Карл узнает, что я истратила на визит к тебе деньги, предназ­наченные для покупки продуктов, он убьет ме­ня. Мне неприятно говорит тебе это, Санни, потому что, ты знаешь, я высоко ценю тебя, но в городе многие считают тебя обманщицей. И Карл тоже. Так что, будь добра, не рас­сказывай, что я приходила к тебе.

Санни улыбнулась, ей было не привыкать слушать такие речи от своих клиентов. Среди них, между прочим, был и Карл Каннингем. Именно Санни посоветовала ему показаться врачам, так как внутри у него было черное пятно, которое могло разрастись. Но Белва никогда не узнает, почему ее муж в свои трид­цать лет вдруг решил весной впервые пройти медицинское обследование.

Белва покопалась в кошельке и положила на стол бумажку в двадцать долларов.

— Я позвоню тебе,— пообещала она, дви­гаясь вперевалку и с трудом пропихивая свои широкие бедра через дверной проем старень­кого трейлера. Несмотря на свою толщину, Белва была выносливой женщиной и одна уп­равлялась на ферме, пока ее муженек вкалывал на Рекса Бьюкенена, занимаясь заготовкой и транспортировкой леса.

Старенький двуцветный «форд» Белвы, ос­тавив за собой шлейф из голубой струи вы­хлопных газов и клубов пыли, затарахтел по узкой дороге и исчез в зарослях дубов и елей, что укрывали этот ничтожный клочок земли от окружной дороги. Санни прожила здесь почти всю свою сознательную жизнь, и, хотя трейлер был невелик и слишком тесен для ее семейства, она не хотела отсюда уезжать.

Когда-то, на заре своей жизни, она мечтала о многом. Она выросла на пыльном ранчо в стороне от городской жизни. Ее отец, Исаак Рошак, едва сводил концы с концами, стараясь прокормить семью, а его жена Лили, женщина редкой красоты, бывшая наполовину индиан­кой из племени чероки, страдала от пренебре­жения со стороны немногочисленного местно­го общества. Исаак женился на Лили из-за ее яркой экзотической красоты, но никогда не уважал ее, а напившись, часто обзывал недоделанной скво, затем тащил в спальню и захло­пывал дверь. Из-за тонкой фанеры доносились звуки — крики, стоны, мычание, вызванные то ли наслаждением, то ли болью, которые пугали маленькую Санни, их единственного ре­бенка.

Где-то начиная с трех лет Санни стали посе­щать видения, она видела сны, которые часто сбывались. Только матери было известно о не­обычайном свойстве дочери, Исааку она об этом не говорила.

— Ты должна держать от всех в секрете то, что ты иногда видишь,— предупреждала Лили свою маленькую дочь.

— А папа?

— Он будет только использовать тебя в своих интересах, милая. Он превратит тебя в дрессированного зверька и заставит высту­пать с предсказаниями перед чужими за день­ги.— И Лили улыбалась печальной улыбкой, какие порой расцветают на лицах глубоко не­счастных людей.— Есть вещи, которые нужно скрывать в своем сердце.

— А у тебя есть секреты?— спрашивала Санни.

— Есть, только довольно пустяковые, за них нечего беспокоиться.

С годами Санни узнавала эти секреты, они действительно оказались совсем простыми. Исаак всегда хотел иметь сына, а Лили, со свойственной ей сдержанностью, старалась сделать так, чтобы этого не случилось.