Изменить размер шрифта - +
Но он, увы, не различал оттенков звука и решил, что это звонит пожарный колокол. Не накинув даже – да простят меня дамы, – нижнего белья, он выскочил из дома. А на улице в ту ночь было очень холодно. Он простудился, подхватил пневмонию и сгорел в два дня. Несчастный. Печальный конец. Но он свидетельствует о том, что не стоит слишком легкомысленно относиться ко всякого рода знамениям. Словом, на свете много есть чудес, Горацио. Я так думаю.

В этот момент леди Марлинуорт решила, что дамам пора удалиться в гостиную. Мужчины сгрудились вокруг хозяина.

– Кофе, лорд Марлинуорт? Кофе, Найджел? – Он пустил чашки по кругу. – Кто желает портвейна, прошу. Берите орешки; боюсь только, Нотт-Сломан, ваших любимых нет, Артур опоздал с заказом. Вы должны показать нам свой фокус. Держу пари, что вы здесь единственный, кто может разгрызть орех зубами.

Нотт-Сломан охотно продемонстрировал свои способности, остальные же бездарно провалились.

– А вы, лорд Марлинуорт, – продолжал О’Брайан, – как я посмотрю, знаток Шекспира. Читали ли вы, однако, кого-нибудь из постелизаветинских драматургов? Выдающиеся вещи. Шекспир укладывал своих героев тысячами, а Уэбстер десятками тысяч. Люблю, должен признать, когда сцена под конец действия завалена трупами. А какая поэзия!

«Твою ли плоть могильный червь упорно поедает?..» И О’Брайан, глядя куда-то в бесконечность, продолжил чтение фрагмента голосом мягким и дрожащим от напряжения. Впрочем, в какой-то момент он круто оборвал себя, словно устыдившись того, что всего лишь какие-то слова заставляют его выдавать столь сильные чувства. Лорд Марлинуорт, по обыкновению, неодобрительно побарабанил пальцами по столу.

– Да, производит впечатление. Не спорю. Но не Шекспир, не Шекспир. Быть может, я старомоден, но в моем представлении Бард один возвышается над всеми.

Вскоре мужчины присоединились к дамам. Впоследствии Найджел перебирал в памяти какие-то нелепые бумажные игры того вечера, леденящие кровь истории про призраков, иные развлечения – все это представало перед ним весьма смутно, ибо тогда его все больше клонило в сон, что и не удивительно после такого-то ужина. Но одно ему запомнилось как раз очень ясно – звучный голос и заразительный смех Фергюса О’Брайана, столь странно контрастировавший с его потусторонним взглядом – взглядом, проницающим в некие невидимые дали. Когда в одиннадцать вечера лорд и леди Марлингтон удалились, а кое-кто из мужчин отправился в бильярдную, Найджел поднялся к себе. Надо отдохнуть. Розыгрыш не розыгрыш, но сегодня ночью ему нужно быть поблизости от садового домика. Пусть О’Брайан способен сам за себя постоять, но четыре руки лучше, чем две. Домик… час зет… «присмотри за ним, ладно?»… четыре руки лучше, чем две… час зет…

 

Рассказ мертвеца

 

Он быстро оделся. Его охватило тяжелое чувство – такое, какое он испытывал мальчиком, когда ему снилось, что он опаздывает в школу. Найджел сбежал вниз. По веранде прохаживался, плотно закутавшись в пальто, Эдвард Кавендиш.

– Нагуливаю аппетит к завтраку, – пояснил он. – Все вроде еще спят. Меня никто не разбудил – хотя, наверное, здесь это не принято. – В его голосе прозвучала легкая обида.

– А я иду в домик, посмотреть, проснулся ли хозяин, – откликнулся Найджел. – Присоединитесь?

Тревога Найджела, наверное, передалась Кавендишу, ибо тот настолько ускорил шаг, что даже раньше Найджела оказался возле угла дома. Дорожка следов тянулась от застекленной стены до самой двери домика, отделенной от него примерно пятьюдесятью ярдами. Найджел торопливо шагал, подсознательно держась в стороне от дорожки, Кавендиш шел чуть впереди. Он постучал в дверь. Никто не откликнулся. Найджел заглянул в окно, и увиденное заставило его броситься к двери.

Быстрый переход