Дальнейшая судьба подобного векселя могла сложиться двояко: либо должник находил деньги и сам выкупал его обратно (что случалось далеко не всегда), либо его предъявляли родителям неудачника и живописно объясняли происхождение сего документа. В принципе, родители могли отказаться от погашения долгов сына и такие случаи были известны. В этом случае обладатель векселя оставался, что называется, с носом. Но обычно родители предпочитали спасти репутацию своего глупого чада и после определённых переговоров вексель выкупали. Во всех этих операциях была немалая доля шантажа, поэтому немудрено, что Безака уволили из армии, едва только стало известно о его проделках с «карточными долгами».

Направляясь к дому Швидленда Шумилов решил завернуть в гостиницу «Александрия», ту самую, что была расположена рядом с домом Мироновича по нечётной стороне Болотной улицы. Из рассказа Карабчевского Алексей знал, что аlibi обвиняемого было связано с закрытием гостиницы. Дабы составить собственное представление на сей счёт, Шумилов вознамерился переговорить с кем — либо из гостиничного персонала. Он не сомневался, что Карабчевскому будет небезинтересно его заключение.

Гостиница помещалась в скромном, довольно обшарпанном здании с большой вывеской над входом. Вопреки обыкновению, ступеньки у входа вели не вверх, а вниз, вестибюль располагался в цокольном этаже, фактически ниже уровня мостовой. Было там тесновато и душно. К окошкам жались чахлые растения в кадках, потрепанный ковер на полу уже утерял свои первоначальные краски, пара продавленных кресел перед небольшим низким столиком изображала уголок ожидания, где могли разместиться посетители в ожидании оформления. Откуда — то из недр гостиницы тошнотворно тянуло тушеной капустой; к этому запаху примешивался другой, парфюмерный, не менее тошнотворный, который исходил от набриолиненных волос портье. Последний гордо восседал на высоком табурете за стойкой. Облачён он был в жилет без пиджака и, очевидно, был чрезвычайно доволен собою, не подозревая, что подобный вид для любого мало — мальски воспитанного человека был верхом дурновкусия. «Вот уж клоун…», — поморщился Шумилов, — «А амбрэ…! Неужели он помимо бриоллина ещё и пихтовым маслом намазал волосы?!».

При появлении посетителя, портье с равнодушным ожиданием уставился на Алексея Ивановича. Когда Шумилин приблизился к его месту, то увидел, что портье рассматривал разложенные веером фотографические карточки с мясистыми обнажёнными дамами. Получалось, что своим появлением Шумилин отвлёк его от в высшей степени приятного времяпровождения.

— Позови — ка мне, братец, управляющего. — предложил негромко Шумилин.

Сонное равнодушие портье мгновенно испарилось. Секунду или две он внимательно всматривался в лицо странного визитёра, очевидно, пытаясь его каким — то образом классифицировать. Но было очевидно, что Шумилин не подпадал ни под одну известную ему категорию посетителей: это был явно не клиент, притащивший на час проститутку, поскольку с ним не было женщины; не полицейский, потому что для агента в штатском одет он был слишком хорошо; не продавец какого — либо барахла и, наконец, не безработный в поисках места. Портье, видимо, не по наслышке знал, какими неприятностями иной раз оборачивается ошибка в оценке личности посетителя, а потому, он быстро отклеил свой зад от табурета и живо направился к двери за линялой бархатной портьерой.

— Сей секунд. — пробормотал он на ходу Шумилину и гаркнул за занавеску, — Марлен Михалыч! Сделайте одолжение — с, подите сюда. Тут к вам — с пришли.

— Ну, что там еще, — раздался недовольный голос, скорее рык. Вслед за этим из — за двери показалась почти лысая голова. Мужчина явно намеревался устроить разнос портье, но встретившись со взглядом Шумилина, сдержался.