Отца ученики любили и не боялись, это Валька прекрасно чувствовала.

Мама занималась совсем иначе.

Никогда не повышала голоса, но ученицы частенько ревели на ее уроках.

— Полотенце с собой носи, — говорила мама ровным тоном. — Успокоилась? Еще раз… Начни после ферматы.

Маму боялись. Любили ли? Этого Валька не понимала. На уроках обычно веселая и немного хулиганистая мама, вечно придумывавшая домашние розыгрыши, становилась сухой и жесткой, как застарелая хлебная корка, и начинала напоминать Вальке тетушку, Екатерину Дмитриевну. Поэтому на маминых уроках Валька присутствовать не любила.

Конечно, как это обычно бывает, сапожники оказались без сапог. Музыкальную школу Валька с грехом пополам закончила, и ни разу за семь лет ни мать, ни отец не позанимались с дочерью сами. Торопливо проверяли записи педагога в ее тетради, на ходу спрашивали, как дела, и убегали к своим ученикам. И, кажется, не очень расстроились, когда Валька наотрез отказалась поступать в музыкальное училище.

Если говорить честно, то Валькиной успеваемостью в обычной школе они тоже особенно не интересовались. Может, потому что училась она хорошо безо всяких понуканий? Возможно. Давно известно, что беспроблемные дети не получают и десятой доли того родительского внимания и заботы, какими бывают окружены хулиганы и двоечники. Впрочем, один раз Вальке почти удалось привлечь внимание отца к своей персоне.

Как-то раз, придя из школы, она достала дневник и направилась прямо к отцу.

— Распишись, — попросила она хмуро и раскрыла дневник.

— Детка, отдай маме, — откликнулся отец, занятый чтением газеты.

— Вероника велела, чтоб расписался отец, — впервые в жизни не послушалась Валька.

Отец оторвался от газеты и с некоторым усилием сфокусировался на дочери. Молча взял дневник.

Поперек страницы прыгали кроваво-красные негодующие буквы: «Хулигански вела себя на уроке литературы! Требую подписи отца!»

— Так, — озадаченно сказал отец и почесал кончик носа. — Прости, конечно, но в чем выражалось твое хулиганское поведение?

— А я одному мальчишке дала книгой по башке, — с деланным безразличием ответила дочь, с упоением предвкушая долгий и обстоятельный разбор полетов. Но отец только приподнял бровь и сказал:

— Да? Правильно сделала!

И размашисто расписался внизу. После чего сразу уткнулся в газету.

И Валька, как Бобик, пошла на место. Никто даже не поинтересовался, почему она совершила этот возмутительный поступок. А получил мальчишка по башке сдвоенным учебником литературы за пятый и шестой класс вполне заслуженно. Спрятавшись за Валькиной спиной и пригнувшись к парте, он исподтишка, когда Вероника отворачивалась, колол Вальку в спину острием циркуля. Было ужасно больно, но Валька не заплакала. Один раз повернулась, попросила: «Не надо». Ноль эмоций. Второй раз повернулась, предупредила: не надо! Никакой реакции. В третий раз схватила с края парты толстенный учебник, развернулась и дала однокласснику по голове. Тот стукнулся подбородком о край стола и прикусил язык.

Конечно, он немедленно захныкал, привлекая к себе учительское внимание. Конечно, Вероника, не знающая предыстории, страшно разгневалась, исписала почти всю страницу Валькиного дневника неровными, прыгающими от возмущения буквами и повела страдальца в медпункт. И конечно, Валька не стала ябедничать, рассказывать училке, как было дело. Вот родителям бы рассказала.

Но они не поинтересовались.

На следующий день, придя в школу, Валька мечтала только об одном: чтобы у Артурчика распух язык, он не мог разговаривать и в школу бы вызвали ее родителей.