Тогда пружина выйдет из под контроля, распрямится, разорвет ее грудь и вырвется наружу. И что тогда произойдет — одному богу ведомо.
Два месяца…
Надо сказать. Стаська будет недовольна, но она должна знать. В конце концов, она — единственный человек, который может сотворить чудо и исправить ситуацию. Вот только как она это сделает, лучше не спрашивать.
Альбина Яковлевна решительно развернулась, задернула занавеску и направилась в комнату дочери. Постояла у двери, прислушиваясь. Тихо. Она осторожно поскреблась в дверь и приоткрыла ее.
Стаська лежала на диване, закрыв глаза. На голове — наушники, под рукой аудиоплеер. Альбина Яковлевна почти на цыпочках подошла к дивану, раздумывая, как бы не напугать дочь.
Тень упала на лицо девушки, и та немедленно открыла глаза, в которых не было никакого страха. Только спокойное любопытство.
«Напугаешь такую», — подумала мать и знаками попросила: сними наушники.
Стаська с неохотой присела на диване и поднесла руки к голове. Стащила наушники, повертела их в руках…
— Ну? — спросила она недовольно.
Альбина Яковлевна стиснула пальцы, ощутив, как в спирали прибавилось еще одно кольцо, и в груди стало совсем тесно. Места почти нет.
— Отец просил передать, что через два месяца дело пойдет в суд, и у нас заберут квартиру. Если деньги не вернем, — уточнила она бесстрастным тоном. В принципе, ей так все надоело, что отчаяние начало сменяться тупым безразличием.
И пошла к двери, не дожидаясь ответа.
— Мама!
Альбина Яковлевна обернулась.
— А этой квартиры достаточно, чтобы погасить долг? — быстро спросила Стаська.
— Не знаю, — ответила мать безразлично.
— Значит, если не хватит, они заберут мою тоже? — уточнила Стаська с тихим бешенством.
Вот, что ее волнует! Конечно, можно было догадаться…
— Все возможно, Стася, — ответила Альбина Яковлевна. А ведь и правда, могут забрать! Значит, ты с нами в одной лодке, девочка моя…
— Черт бы его побрал, козла старого, — отчетливо выругалась дочь, снова нацепила наушники и упала на диван. Аудиенция окончена.
Альбина Яковлевна тихо вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.
Что ж, вполне вероятно, что теперь, когда затронуты не абстрактно-родственные, а прямые личные интересы дочери, она начнет двигаться активней. Иначе и сама без крыши над головой останется.
Альбина Яковлевна вернулась на кухню и начала убирать со стола. Привычные домашние хлопоты успокоили натянутые нервы и, ставя на место вымытую посуду, она даже подумала: не пойти ли переговорить с Феденькой по поводу работы? Конечно, такие разговоры ей дорого стоят, но сын должен понимать, что его ждет, если родители больше не смогут его содержать.
— Мама!
— Ой!
Альбина Яковлевна чуть не выронила из рук чашку, так бесшумно подкралась к ней дочь.
— Да не пугайся ты заранее! — поморщившись, сказала Стаська. И велела:
— Отца позови. Я хочу с вами поговорить.
— А Федя? — испуганно спросила мать.
— А Федя пускай посидит в детской. Потом сама ему все растолкуешь. В перерывах между агуканьем.
И дочь уселась за стол. Разложила на нем красивые холеные руки и холодно уставилась на мать.
— Я жду, — напомнила она.
Альбина Яковлевна метнулась в глубину просторной квартиры. Без стука влетела в спальню, затрясла мужа, лежавшего на кровати.
— Быстрей! Иди на кухню!
— Зачем? — спросил тот, не вставая.
— Стаська велела! Быстрее, она ждет!
И так же бегом вернулась обратно. |