И бог сказал: «Вот вам шанс. Начинайте, дети, с чистого листа». Начали. И что? Человечеству это пошло на пользу? Люди стали лучше с того времени? У меня такое ощущение, что если бы сейчас понадобилось подобное жертвоприношение, то одним только божьим сыном не обошлись бы. Понадобилось бы как минимум два — столько человечество успело напакостить за две тысячи лет! Люди довольно подло устроены: чужие жертвы их не учат уму-разуму, а только развращают. Они начинают воспринимать их как должное. Это все равно, что постоянно ходить в ресторан за чужой счет. И потом ты к этому так привыкаешь, что даже перестаешь задаваться вопросом: хорошо это или плохо? Какая разница, если все равно кто-то платит за тебя? И со временем человек начинает думать, что это хорошо. В самом деле: и наелся на халяву, и денег сэкономил!
Альфонс глубоко вздохнул и снова уставился в огонь мрачным взглядом. Валька поразилась, так как никогда еще не видела у него такого выражения лица и не считала его способным на подобные размышления.
Альфонс перемешал угли в камине, бросил щипцы на пол и снова заговорил с яростным напором:
— Распяли Спасителя, и сами же молятся на этот фетиш: фигурку с перебитыми руками и ногами! И не стесняются чего-то клянчить для себя: благ, здоровья, денег, удовольствий… Я даже не знаю, что я испытываю, когда смотрю на это религиозное стадо: гнев или стыд. Молятся на напоминание о собственной подлости!
— Вот ты сам и ответил, — сказал Арсен.
Альфонс споткнулся на полуслове и удивленно посмотрел на собеседника.
— Что ты имеешь в виду? — медленно спросил он, видимо перебирая в уме сказанное и не находя ответа.
— Про напоминание о собственной… Ты называешь это подлостью. Я думаю, что в той истории с распятием переплелось гораздо больше человеческих пороков. Была подлость, была трусость, было предательство, была жадность, было равнодушие, было тупое скотское любопытство толпы, которая желала зрелищ, было умывание рук… Поэтому символом веры и избран Христос на Кресте, а не Христос в момент воскресения, к примеру… Чтобы мы смотрели на него и помнили о собственных грехах. Чтобы никогда не повторяли того, что произошло две тысячи лет назад. Чтобы давили в себе все то, что привело человека на крест. Чтобы не совершали таких же страшных ошибок.
— Ты хочешь сказать, что вся эта полоумная молящаяся братия думает о таких вещах?
— Не знаю, вся ли. Но кто-то обязательно думает. Я ведь думаю, — ответил Арсен. — А я не один такой умный. Кто-то обязательно до того же додумается, а это не так уж и мало.
— Чушь, — снова мрачно сказал альфонс. Поднял с пола каминные щипцы и бездумно покрутил их в руках, уставясь взглядом в одну огненную точку.
— Маразм… Принести в жертву собственного сына! Я про бога-отца, — пояснил он. Арсен кивнул, показывая, что понимает, о чем речь. — Объясни мне, как можно приносить в жертву своего ребенка? И ради кого? Ради толпы жующе-чавкающих прохвостов, на девяносто процентов состоящих из пороков? Из лени, жадности, подлости, тупого любопытства… Это не я сказал, это ты сказал! Подумай сам: разве не справедливей было бы обратное? Принести такую толпу в жертву для того, чтобы выжил Христос?
— И кому бы он был нужен? — спросил Арсен.
— То есть?..
— Ты предлагаешь уничтожить несовершенное человечество, чтобы оставить существовать голый принцип нравственного совершенства. Так?
— Ну, наверное… Один Христос стоит человечества.
— Но без человечества не было бы Христа, как ты не понимаешь! Не могут принципы, хорошие или плохие, существовать без своего носителя, то есть без человека! Пожертвовал бы бог человечеством, и остались на земле только Христос и дьявол. |