Было около семи тридцати вечера, и уже темнело.

Мы находились в полумиле от Кипарисовой дороги. Все было готово. Вот-вот должен был совершиться заключительный акт драмы. Мы это спланировали, но как все пойдет на самом деле и чем закончится? Кто знает?

Вонючка Артур Силк все еще находился на звероферме, там, где я его оставил. Ну, поблизости. Он прополз ярдов сто от крыльца и потерял сознание. Придя в себя, он жутко испугался и стал весьма разговорчив.

Домино и вся его команда в доме выше Кипарисовой дороги, заверил он. По крайней мере, так намечалось. Они собирались оставаться там, в ожидании теленовостей и в надежде, что обязательно сообщат, как здорово им удалось разнести в щепки похоронное бюро «Вечный покой». Они полагали, что их заподозрят, но никто не сможет доказать, что именно они заложили бомбу в Старикашку.

Ясное дело, чокнутые. Хуже, чем чокнутые. Силк повторил несколько раз, что на случай, если дело не выгорит, шайка окопается в этом доме, вооруженная до зубов практически всеми видами артиллерии, за исключением разве что противовоздушной, без малейшего намерения мирно сдаться кому бы то ни было.

Во всяком случае, Силк заключил свое повествование так:

— Можете мне поверить.

И я поверил.

Группа полицейских держала дом под наблюдением весь вечер, пока в центре города другую кучу разбойников регистрировали, фотографировали и расселяли по камерам.

Когда с наступлением темноты наша небольшая армия прибыла на место, в окнах дома горел свет. Сэмсон обратился к ним по громкоговорителю, объявил их арестованными, потребовал сложить оружие и сдаться. В общем, как обычно, если не считать, что свет в доме погас.

Итак, мы знали, что они затаились там, а они, что мы здесь. Только им еще не было известно, почему мы обложили их, поскольку в прессу не просочилось еще ни слова ни о взрыве в «Вечном покое», ни о массовых арестах. Пока не просочилось. С помощью начальника полиции Сэм ухитрился предотвратить утечку информации.

Да-да, он и шеф опять держались на уровне. Когда Сэм вернулся в управление с остатками войска Александера, с целой коллекцией воров, качков, поджигателей и прочей шушеры, причем с достаточным основанием для их ареста, шеф был, скажем так, доволен.

Оставалось только забрать гадов, едва не ставших виновными в самом крупном, кровавом и массовом убийстве в Южной Калифорнии.

Не забудем и о моем скромном участии в этом деле.

Началось оно с мягкоголосого и красивого, как сводник, Ники Домино и его шайки и закончиться должно было так или иначе ими же. Забавно. Я начал с попытки досадить банде Домино, без намерения полностью ее ликвидировать. Пиком моих усилий было ранение в живот одного паршивца, но все же я помог упечь за решетку моего «клиента» и целую ораву мазуриков.

Но все это уже позади. Правда, при состоянии, в котором пребывала моя голова, нелегко было отличить, что позади, а что впереди. Ах, моя голова... Я еще доберусь до нее.

Пока банда Александера приближалась к своему справедливому и ничего хорошего не обещавшему концу, объект моего вынужденного недовольства пытался погубить меня. Сначала дубинка в тренированной руке Ники и последующий град ударов руками и ногами, нанесенных Башкой, Джеем и самим Ники. Потом сегодня днем после непродолжительного обстрела он едва не прикончил меня. И именно из-за Ники и его «бомбы» я пережил самые жуткие мгновения своей жизни.

Так что дело было не только в старой мудрости, гласящей: если позволишь бандиту — да и кому бы то ни было — беспрепятственно давить на тебя, то ты умрешь, если уже не умер. Это верно для всех, но особенно для таких парней, как я. Поскольку простить Домино для меня все равно, что саблезубому тигру остаться без единого зуба.