Когда живешь в джунглях, ты либо сам кусаешь, либо даешь себя съесть.
Мои-то зубы казались мне предельно заостренными. Примерно с семи тридцати воскресного вечера до настоящего момента, на протяжении ровно сорока восьми часов, мучительная мысль о Ники Домино почти не оставляла меня. Даже когда я тащил Старикашку на своем горбу, сознательно сосредоточившись на этом ТИКТИКТИК, часть моего мозга связывала боль в голове, шее, спине, ногах и даже заду с Ники Домино, и в темных тайниках подсознания вспыхивало: «Ники, сукин сын, я тебя достану!».
Это время пришло.
Определенная ирония заключалась в том, как все развивалось. Может быть, очень скоро я нанесу ответный удар. Конечно, не только я. Я даже не знал точно, сколько полицейских собралось здесь — из местных участков Беверли-Хиллз, Голливуда и из Центрального управления Лoc-Анджелеса. Что-то около пятидесяти. И я должен дать сигнал. Тот самый сигнал к сожжению мостов, по которому куча ментов и я вместе с ними кинемся вверх по низкому оголенному холму навстречу... Навстречу тому, что должно случиться.
Все заняли свои позиции. Все было готово. Царило тревожное ожидание моего сигнала. В благодарность за то, что я сделал на кладбище, и за то, что я навел полицию на эту «малину», Сэмсон, чувствуя, как я жаждал принять хоть минимальное участие в разгроме банды Домино, представил мне эту часть. Собственно, ничего особенного на меня не возлагалось. Всего лишь нужно было сказать: «Пошли». Но для меня это означало большое счастье.
В темноте вокруг слышались шаги. Сэмсон остановился рядом со мной:
— Мы готовы. Как ты?
— Еще как готов!
Я был готов уже сорок восемь часов. Полицейские и я сосредоточились в единственном здесь укрытии — кустарник и несколько деревьев. Слова Сэмсона означали, что полицейские окружили дом со всех сторон и ждали. По моей команде половина отряда пойдет в атаку, а другая останется в засаде. В ожидании. Чтобы посмотреть, не убьют ли нас всех. Так во всяком случае воспринимал ситуацию я.
Почти как на войне: тра-та-та...
— Что ты сказал? — спросил Сэм.
— Понятия не имею. А что я сказал?
— Что—то вроде «тра-та-та».
— А, просто я думал о том, как мы двинемся. Похоже, нам не помешало бы немного музыки. Военного марша. «Вперед, вперед, ребята». В самый раз...
— Не так громко. Как ты себя чувствуешь, Шелл? У тебя был довольно трудный день.
— Великолепно. Просто великолепно.
Я действительно чувствовал себя неплохо. Ослабел, конечно.
— Ты знаешь, как пользоваться «Вокомом»? — спросил Сэм. — Новая штучка, ничего сложного.
— Да, знаю.
Он говорил о компактном радиопередатчике, который я сжимал в руке: «Ультразвуковой голосовой коммуникатор», который передавал ультразвуковую волну более высокую, чем может уловить человеческое ухо. Небольшое приспособление переводило произнесенные слова на ультразвук, который на другом конце луча превращался в разборчивую речь. Годились они только для коротких расстояний, но никто не мог перехватить сигнал, если только не обладал таким же «Вокомом».
— Он практически защищен от неосторожного обращения, — пояснил Сэм. — Нужно только нажать эту маленькую красную кнопочку.
— Ага. Маленькая красная кнопочка. — Ах, Сивана, вспомнил я.
— И говори в эту дырочку с решеточкой. — Сэм показал дырку. Он мог этого и не делать — я знал, где она. Черт, это была единственная дырка в треклятой штуке. Как ее можно было не заметить?
— Слушай, Шелл, ты в порядке? Твои глаза кажутся... Тебя словно лихорадит.
— Это, наверное, от лунного света, — я посмотрел на небо. Луна была в последней четверти — тонкая ленточка серебра, поэтически подумал я. |