Ночной ветер струился вдоль тела, только раззадоривая. Ну-ну, попробуй теперь мне только отказать-то… А то всё люди да люди.

Кагеноками вспорхнул на изящный мост, соединявший два обрыва. Внизу утопала в клубах тумана бездна. Многие считают, что Облачные острова — прекрасное место. Но это ровно до тех пор, пока не попадут сюда. Конечно, тут посветлее и пожизнерадостнее, чем в пещерах Подземных рек, но тоже есть свои особенности.

Кагеноками коснулся длинными пальцами проплывающей мимо опаловой звёзды. Кожу слабо кольнуло, звезда завертелась вокруг своей оси, рассыпая яркие искорки.

— Шепни-ка моему братцу, что я хочу его видеть, — произнёс он одними губами.

Звезда замерла, а потом метнулась к изящному дворцу из белого камня, который сейчас без остатка поглощал ночную тьму, превращаясь в сиреневую фантасмагорию.

Спустя несколько секунд прямо в воздухе появилась изящная лестница, Кагеноками довольно улыбнулся и поднялся по ней. На миг замер возле дверей. Охраны тут нет. Кагаяку, бог света, сам себе охрана.

Дверь распахнулись.

Кагеноками вошёл.

— Я сказал бы, что рад тебя видеть, но это не так, — заявил парящий в воздухе Кагаяку.

Его пальцы были обвиты множеством светящихся нитей, из которых он плёл кумихимо. С виду обычный шнур, только может ли сплести что-то обычное бог света?

Судьба оказалась большой шутницей, когда у Миюки-Зари родились два сына: свет и тень. Ужиться мирно мальцы не могли никогда. Где это видано, чтобы противоположности любили друг друга?

У Кагаяку ненормальная любовь к белому. Белые одежды, белые стены, даже белый чай пьёт по утрам. Длинные волосы кажутся платиновыми, кожа — белее лепестков лотоса. Через мраморную кожу проходит свет, порой приходится жмуриться, ибо слепит же, зараза!

А вот глаза у Кагаяку как чистое серебро, без зрачков — одна радужка. В то время, как сам Кагеноками фиолетово-чёрный, грешный, безумный. И тонет серебряный свет одного взгляда в бесконечной тьме ответного.

— Ты в принципе ужасная зануда, — заметил Кагеноками, улыбаясь так, что увидь её кто из смертных, уже бы спасался бегством.

Но боги на то и боги, что живут другими правилами.

— И-и-и? — протянул Кагаяку.

— И-и-и… у меня для тебя новость и… сделка.

Пальцы с нитями замерли. В серебре взгляда появился интерес. Может, Кагаяку и бог света, но святым он никогда не был. Да и не будет уже. Поздновато уже меняться, когда тебе минуло пару тысячелетий.

— Ставка, Кагеноками?

— А как же призыв очистить душу и сердце от алчных порывов?

— А как же получить в лоб?

— Не думал, что ты такой агрессивный, — хмыкнул Кагеноками.

Кагаяку закатил глаза, махнул рукой, на миг вспыхнули золотом длинные ногти. Стены растаяли, оба оказались в окружении бархатной тьмы и сверкающих, будто драгоценности императорской короны, звёзд.

Кагеноками опустился на расшитые лунным серебром подушки, глянул на парящий в воздухе стол, где уже расположились чайник из закатного света и пиалки. Рядом с ними появились сладости, рисовые пирожки и карамелизированный цилинь.

Ветер принёс звуки сямисэна. Невидимые слуги Кагаяку были вымуштрованы прекрасно. Впрочем, не зря же братец такой зануда.

Чайник грациозно воспарил над столиком, разливая чай.

Кагаяку следил за ним, не отводя взора. И ждал.

Кагеноками принял подплывшую к нему пиалу, чуть склонил голову, вдохнул аромат чая. Изумительно, просто изумительно.

— Что ты думаешь про императорскую семью, мой дорогой брат? — спросил он.

Кагаяку взял карамелизированный цилинь на палочке.