Ивар обнял Стефанию, крепко прижал к себе, нашёптывая нежные слова. Она слушала и улыбалась, расцветая, словно цветок по весне. А ведь за окном уже стояла весна - робкий март, кутавшийся в накидку ветров, снежную вуаль, пронизанную прогалинами чёрной влажной земли, и примеривший корону солнца. Первые весенние денёчки, громогласно возвестившие о конце засилья зимы.

Море постепенно освобождалось ото льда, неохотно, медленно, не давая открыть судоходство.

Пассаты хлестали по окнам, принося влажный, пропитанный запахом других стран, воздух. Последнее буйство природы перед взрывом красок, ароматов, ощущений.

Уже кричали в небе первые птичьи караваны, уже оживали после спячки сосны и пинии. Жизнь победила и вновь поднимала свой флаг над утёсами.

Маркиз говорил, что остался всего месяц, интересовался, подготовила ли Стефания прошение. Она ответила утвердительно и попросила не щекотать дыханием шею:

- Вы сбиваете меня с мыслей, милорд. Хороша же я буду, хохочущая, перед вашим отцом?

- Зато он сразу увидит, что мы счастливы.

Ивар поцеловал её и вызвался проводить до кабинета герцога. Он порывался остаться у двери, но госпожа Дартуа отказалась, обещав всё подробно пересказать.

В последний месяц они проводили много времени вместе, но на ночь Стефания у Ивара не оставалась. Он, безусловно, хотел, но понимал, что пока нельзя, с нетерпением ожидая конца вынужденного воздержания. Госпожа Дартуа надеялась вскоре его обрадовать, предчувствуя, что знаменательное событие произойдёт со дня на день.

Мишеля Дартуа Стефания не видела с декабря: его услали в дальний гарнизон.

Августа подрастала, набиралась сил. Не обходилось без детских болезней, но, к счастью, они не угрожали жизни ребёнка. Девочка росла бойкой и шумной, и действительно походила на мать. Глазки постепенно темнели, обещая потом стать карими.

Стефания постучалась и, получив отклик, вошла, плотно притворив за собой дверь. Присев перед герцогом в низком реверансе, госпожа Дартуа ожидала дальнейших указаний.

- Садитесь, - Лагиш махнул рукой на свободное кресло. - Можете к огню: у молодых матерей слабое здоровье. Я так и не поздравил вас с рождением дочери. Мне её показали - славный ребёнок. Полагаю, вы должны быть довольны.

Голос звучал сухо и официально, подчёркивая дистанцию между ними. Либо в чём-то обвиняя. Это чувство вины непроизвольно сжимало сердце, заставляя Стефанию корить себя за ведомые и неведомые преступления.

Она радовалась, что низкий бархатистый тембр уже не отзывался дрожью в теле, не скручивал жаром живот, но ловила себя на мысли, что желала его слушать. Просто слушать, не вникая в слова.

- Благодарю, Ваша светлость.

Стефания не знала, что ещё сказать, и вновь присела в реверансе. Затем беспомощно оглянулась по сторонам, не зная, какое кресло предпочесть. Стояла и никак не могла решиться, чувствуя на себе взгляд Лагиша. Смешно: даже перед королём она не ощущала такого трепета.

- Метрика на девочку выписана. Дартуа подписал бумагу, что не состоял с вами в… отношениях личного характера. Она лежит у меня, заверенная десятью свидетелями. Доказательства крепкие, брак расторгнут. Метрику заберёте у моего секретаря.

- Да садитесь же, наконец! - не выдержав, повысил голос герцог.

Стефания вздрогнула и, кивнув, практически плюхнулась в первое попавшееся кресло.

Чувство вины усилилось (знать бы ещё, в чём она себя винила), а щёки покраснели.

В разговоре повисла пауза.

Герцог подбросил дров в камин, поворошил угли кочергой. Он был всего в шаге от Стефании, практически касался сапогами подола её платья.

Госпожа Дартуа невольно напряглась, замерла. Самой стало смешно - она его стеснялась! Преодолев странное замешательство, украдкой рассмотрела профиль, сравнила телосложение с Иваром.