Единственную попытку исправить положение предприняла в двадцатых годах английская компания «Вестей», которая вложила несколько миллионов в строительство комбината в Дарвине. Все было рассчитано и подсчитано заранее, об одном забыли — интенсивность труда в Австралии, увы, не такая, как в Англии. До сих пор здесь принято работать с прохладцей, и эмигрантам бывает трудно приспособиться к новым условиям. Они берутся за работу с той энергией, какую привыкли вкладывать у себя на родине, и усердно трудятся, пока их новые товарищи — иногда довольно грубо — не втолкуют им, что они нарушили солидарность. (Одного кондуктора-шотландца, который ревностно взыскивал со всех за проезд, коллеги поколотили, а несколько каменщиков-итальянцев вынуждены были уйти с работы, потому что слишком старались.)
Рабочий день в Австралии короче, чем во многих других странах; это тоже связано со старой доброй традицией. Дело в том, что когда сто лет назад в Австралию перестали прибывать ссыльные, рабочая сила долго пополнялась в основном за счет выходцев из Англии. Английские рабочие хорошо знали, что такое длительный напряженный рабочий день, и решили на новом месте добиться других условий. Уже в пятидесятых годах прошлого века здесь в большинстве отраслей ввели восьмичасовой рабочий день; скоро шестьдесят лет, как действует пятидневная рабочая неделя. К тому же закон закрепляет за рабочими право на всякие перерывы и перекуры. Статистика показала недавно, что в Новом Южном Уэльсе эффективное рабочее время во многих отраслях не превышает тридцати двух часов семнадцати минут в неделю. Подозреваю, что и эта цифра завышена.
Конфликты между рабочими и предпринимателями улаживаются очень своеобразно. В Австралии не ведут прямых переговоров о ставках и условиях труда, эти вопросы рассматривают особые суды, и решение можно затянуть до бесконечности, ссылаясь на разные толкования и технические детали. Цель такой системы — предотвратить злоупотребления и ненужные забастовки, но результат получается обратный. В каждой отрасли постоянно есть какой-нибудь спорный вопрос, ждущий своего решения, и рабочие частенько бастуют, чтобы ускорить разбирательство или протестовать против вынесенного приговора.
Но вернемся к мясокомбинату «Вестей».
Его руководство, к своему ужасу, очень скоро убедилось, что при таком темпе работы компания будет терять по три фунта на каждой корове! И через несколько месяцев пришлось сдаться. Мрачный наглядный урок отпугнул другие иностранные компании. Правда, австралийское правительство много раз сообщало, что намечается построить огромные бойни и фабрики; к счастью для налогоплательщиков, никто не пытался проводить эти планы в жизнь.
Вы спросите, куда же девается ежегодная продукция — сто тысяч коров? Естественный вопрос, я сам им задавался. Ответ очень прост: скот отправляют на бойни, расположенные на побережье Квинсленда, Нового Южного Уэльса, Южной Австралии. Каким образом? Тоже просто: гонят стада через степь. Единственные скотоводы в Северной Территории, у которых есть счастливая возможность перевозить скот по железной дороге, — жители района Алис-Спрингса. Но это не такое уж большое преимущество. Перевозка стоит очень дорого, семьдесят пять тысяч шведских крон за железнодорожный состав, берущий триста шестьдесят голов скота. (Вот почему Алисспрингская железная дорога — единственная в Австралии, которая дает прибыль.) К тому же вагонов и паровозов не хватает. И, наконец, далеко не весь скот выдерживает дорогу.
Подавляющее большинство фермеров гонит скот на бойни своим ходом. Потери достигают пятидесяти килограммов на каждом животном, так как ближайшие бойни находятся в Квинсленде за тысячи километров. Считается, что это еще не такое большое расстояние. Из северной части штата надо идти вдвое больше, и перегон скота длится два-три месяца. Нелёгкая задача — гнать полудикий, стрекающий от жажды скот возлагается на особых ковбоев, которым предусмотрительно платят с количества голов скота, сданных на бойню. |