— Любители детективов! — отрапортовал лейтенант.
Майор совсем хмурый стал.
— Начитались и?..
Это он, значит, узнать хочет, что мы натворили после детективов.
— Ничего не начитались! — крикнул я. — И совсем не мы детективы любим!
— А кто же? — спросил майор таким тоном, будто читать детективы — самое страшное преступление перед всем человечеством.
Я даже засомневался, сказать про нашего чертежника или не открывать его тайну. Смотрю на Буна вопросительно. А он взял и сказал:
— Это наш учитель по черчению. Это он после детективов в милицию пошел работать.
— Учитель? — глаза у майора совсем под брови заползли. — Лысый такой? Бритый?
Чувствую, что после этих хитреньких слов меня заносить стало.
— На такие, — говорю, — наводящие вопросики с ловушкой ни один уважающий себя шпион не клюнет! Давно известно: отвечать надо наоборот!.. И не лысый, и не бритый, а с бородой!
Мы с Буном не ожидали, что толстый сердитый майор может смеяться как ребенок. Положил лист на барьер и заливается! Даже заколыхался весь! И лейтенант подхихикивает, но не очень громко, чтобы не обидеть начальника, которого я перехитрил.
Майор глаза руками вытер, взял лист с барьера, опять на нас уставился.
— Кто же это, — спрашивает, — научил вас такой премудрости? Не Борис ли Борисович?
Настала наша очередь удивляться. Что ни говори, а в милиции многое знают!
Пошел майор к двери и напоследок сказал лейтенанту:
— Прижмите этих хитрецов покрепче!
Но в голосе у него не все еще смешинки выветрились, и лейтенант, хоть и ответил: «Есть прижать покрепче!» — но тоже шутливо.
— Задавать вопросов не стану, — сказал он. — Боюсь, что вы наоборот отвечать будете. Рассказывайте все сами. И лучше, если это сделаешь ты.
Лейтенант посмотрел на Буна и уселся поудобнее — приготовился слушать. Бун и начал: и про экскаватор, и про глину, и про ботинки, и про последние пять копеек, и про Катюшин рубль, который пришлось отдать, и даже про то, как мы настроение чистильщику портили.
Зазвонил телефон. Лейтенант ладонью остановил Буна и снял трубку. Ну и разговорчик был — закачаешься! Я подсчитал: он семь раз произнес «да», три раза «нет», девять — «так», два — «есть» и один раз «слушаюсь». Никаких других слов сказано не было. Хоть в сто ушей подслушивай — ничего не поймешь!
Встал лейтенант и говорит:
— Дело о разрушении будки чистильщика передается другому работнику — вашему Борису Борисовичу.
— Он здесь? — вырвалось у меня.
— Он занимается на курсах. Это расследование поручается ему в порядке практики.
Лейтенант записал фамилии и адреса и отпустил нас. А на прощанье подмигнул:
— Спите спокойно!
— Да, — говорю, — спокойно! А сами, наверно, письмо в школу или родителям пошлете?
Он улыбнулся.
— Не задавай вопросов с ловушкой! Я тоже ученый — обязательно наоборот отвечу!
Вышли мы на улицу, как после воспаления легких: ноги еще дрожат, а настроение прямо первомайское!
— Вот это люди! — говорит Бун уважительно.
— Еще какие! — отвечаю. — А майор-то, майор какой!.. Это ведь он позвонил лейтенанту!.. Но кто же все-таки с чистильщиком начудил?
— Не вспоминай про него! — попросил Бун. — Противно!
Мы даже на другую сторону перешли, чтобы с чистильщиком не встретиться. |