Встал. И уныло побрел по холодной каменистой пустыне с ее разрушенными от старости горами пригорками. Попадись ему сейчас карлик‑крысеныш, он бы его сжег из лучемета. растоптал, в порошок бы стер, а потом оживил бы и ответ заставил держать.
В пустыне, было тихо, и потому Иван невольно вздрогнул, когда откуда‑то сзади раздался полушип‑полусвист, какой: бывает, если из неисправного баллона вдруг вырывается газ или дыхательная смесь. Иван спрятался за кряжистый выступ, полуразрушенной скалы пригляделся. Из далекого хохгиика‑воровки, может, того самого, в который полез обманщик Авварон, а может, из другого, поднималась вверх струя светящегося серебристого газа или просто подкрашенного дыма. Анализаторов у Ивана не было, и он не мог определить на расстоянии, что это. Газ или дьм не растекался клубами по земле, он был явно легче воздуха, и потому поднимался вверх. Но как‑то неестественно медленно, нарушая все законы природы.
Опасаться этого призрачного извержения вроде бы не было причины, и Иван вышел из‑за выступа, встал в полный роет, созерцая необычную картину. Наверху, начиная с двадцати‑тридцати метров от поверхности и выше струя газа начинала расширяться, клубиться, отчего все становилось похожим на гигантский гриб, возникающий после ядерных взрывов. Но взрыва‑то не было!
Иван это знал. Бежать? Зачем? От чего?! Иван стоял и смотрел. Сейчас струя и облако рассосутся, газ, вырвавшийся из какого‑то подземного объема, смешается с воздухом и все закончится, и опять будет сыро и пусто в мире под двумя лунами.
Но странное клубящееся облако не рассеивалось.
Наоборот, оно стало вдруг принимать совершенно невозможные для облака очертания: вот возник выпуклый нарыв, вырвались по сторонам два цилиндрических шлейфа, заклубилось что‑то разлапистое на их концах, а нарыв тем временем превратился в неправильной формы шар, потом элипсоид, потом Иван глазам своим не верил! Гигантский столб‑облако медленно и неостановимо превращался в непомерную человеческую фигуру с головой, грудью, разведенными в стороны руками. Все обретало завершенность, зримость вырисовывались черты лица, обозначались пальцы на руках, кривилась улыбка на исполинских губах... Лицо смотрело вниз из‑под надвинутого на глаза капюшона, длинные рукава балахона скрывали кисти рук. И все это покачивалось, плыло в черном сумрачном небе, нависало над мертвым миром и стоящим посреди этого мира Иваном.
Длинный вислый нос, выпученные глазища, крючковатые пальцы... Сомнений не оставалось. Иван сжал ложе лучемета. Он не ожидал ничего хорошего от карлика колдуна, который вдруг стал исполином. А это был именно Авварон, увеличившийся в сотни тысяч раз, застилающий четверть неба, нависающий над Иваном серебристо‑черной громадиной.
– Да! Это я! – прогрохотало с небес. – Ты угадал!
Стой на месте и не шевелись!
Иван застыл статуей. Он был готов ко всему. Он мог за себя постоять, и его вовсе не пугало газовое облако пусть и чудовищных размеров.
А тем временем огромные скрюченные руки тянулись к нему. Они опускались все ниже и ниже, пальцы слегка подрагивали, будто предвкушая биения жертвы. Страшное испещренное оспинами и морщинами лицо Авварона склонялось над беззащитным землянином. Все это было настолько нереально, сказочно, что Иван не мог сосредоточиться на главном, не мог уловить, откуда придет опасность. Руки? Нет, этими газообразными, почти бесплотными ручищами с ним ничего не сделать, он пройдет сквозь них, не ощутив их прикосновений. Глаза с их гипнотической силой, колдовской властью? Нет! Это глаза фантома, в них нет силы... Чудовище нависало, застилая уже все небо, не давая бежать, искать лазейки. Ощеренный километровый рот грозив призрачными кривыми зубами. Нет! И только когда деваться уже было некуда, Иван заметил небольшую, но очень темную, почти черную дыру под капюшоном, прямо между разросшимися кудлатыми бровями. Из этой дыры исходила непонятная влекущая энергия, она поднимала на землей, тянула, втягивала в дыру. |