|
Так часто она мечтала о тенистых полянах ниельского леса - там, в пустыне, что теперь, коль скоро она обрела их вновь, все остальное казалось ей простым и нетрудным. Понемногу она уступила увещеваниям Барбы и стала спать на кровати. Днем она одевалась для прогулки. Новые платья стали ей слишком велики, и Барба, порывшись в сундуках, отыскала прежние. И вот, бродя по замку, Анжелика вполне оценила свое положение. У всех дверей стояли часовые. Они расположились и в замковых службах, и у ограды. По залам разносился зычный рык Монтадура. Осторожно передвигая непослушные ноги, выздоравливающая спешила прочь, опасаясь наткнуться на капитана или какое-нибудь столь же неприятное видение. Знакомые фигуры слуг казались ей посланцами прежнего, уничтоженного мира, напоминанием о милой, но уже плохо представимой реальности. Слуги между тем потянулись чередой в маленькую гостиную, чтобы показать, как они рады ее выздоровлению. Пришли повар Лен Пуару с женой и сияющая чета Туранжо (за пятнадцать лет службы в замке они все еще не смогли примириться с тем, что обитают среди дикарей из Пуату). Вслед за ними явились бывший лакей Филиппа Лавьолет (надо же, а ей казалось, что его давно выгнали); и старший псарь Жозеф, и старший конюший Жанику, и кучер Адриен. Навестил ее и Мальбран Верный Клинок, седовласый конюх, казалось, вполне освоившийся с сельской жизнью. Он покуривал трубочку, похлопывал по крупам лошадей, и, чтобы как-то оправдать свое присутствие здесь, обучал начаткам верховой езды юного Шарля-Анри. «Этот малыш не такой способный, как его старший брат, - говаривал он. - Эх! Зачем Флоримону жить затворником в коллеже, когда здесь впустую ржавеют такие хорошие шпаги!» Мальбран, головорез и бывший мушкетер, был единственным из ее людей, кто выглядел довольным. В поведении остальных она угадывала какое-то беспокойство и неясный укор. Во время ее отсутствия они чувствовали себя заброшенными. Они жаловались на солдат, которые их задевали, потешались над ними и вообще вели себя, как в покоренной стране. Весь замковый люд был оскорблен тем, что господский дом унижен постоем войска, словно жилище какого-нибудь буржуа. Анжелика выслушала эти жалобы, не проронив ни слова, ее зеленые глаза оглядывали их, и улыбка трогала еще бледные губы. - Почему же вы терпите? Или вы не родились в Пуату? У вас что, нет ножей, топоров, кнута или просто доброй дубинки, а у тебя, Лен Пуару, пропали вертела? Слуги ошарашенно уставились на нее. Мальбран Верный Клинок жизнерадостно оскалился, конюший Жанику неуклюже забормотал: - Разумеется, сударыня маркиза, только мы не осмеливаемся... Все-таки солдаты короля... - Ночью все кошки серы, говорит пословица. И солдата короля можно вздуть так же, как последнего бродягу. Они дружно закивали, плутовато щуря глаза. Эти слуги, еще не забывшие своих крестьянских корней, вполне понимали такие речи. - Ну да, сударыня маркиза, - пробурчал Жанику, - уж коли вы так думаете, то мы и подавно. Они понимающе перемигивались. Госпожа не подвела, недаром они ей доверились. Ее так легко не сломишь. Уж они позаботятся, чтобы пузатый вояка унес отсюда ноги. И чтобы за пределами замка солдатам короля тоже пришлось несладко... Подобно детям и простым натурам, привыкшим разделять превратности судьбы своего вожака, они с возвращением маркизы дю Плесси поверили, что кончилось тревожное время, когда их участь была поставлена на кон. А для Анжелики далеко не все обстояло так просто. Внешне храня безмятежность, она лихорадочно размышляла. Ведь прежде чем начать действовать, необходимо разобраться в своем положении. Но чем больше она думала, тем туманнее представляла, что делать дальше. Затворившись в одной из гостиных нижнего этажа, которую предпочитала другим, она пыталась перекинуть шаткий мост из прошлого в настоящее. |
