Проверили всех по списку. Не доставало только госпожи Маниго с двумя дочерьми.
- Пора отправляться, - заявил говоривший по-французски со странным акцентом моряк с «Голдсборо», по имени Никола Перро. - Скоро начнется прилив. Мы будем поднимать на борт пассажиров, а один из моих товарищей останется здесь, чтобы проводить опаздывающих.
Быстро собрали детей, совсем уж проснувшихся и затеявших игры, так неожиданно оказавшись в поле. Все собрались семьями и хотели ухе пуститься туда, куда указал говоривший по-французски матрос, как вдруг на ландах раздался крик, приковавший их к месту. Какой-то оранжевый огонек метался среди кустов со страшной быстротой. Это был старый негр Сирики, в желтой атласной ливрее с золотыми галунами, мчавшийся со скоростью доброй лошади.
- Мой хозяин! Где мой хозяин?
- Ах, сын мой! - воскликнул Маниго, прижимая к сердцу старого раба.
Сирики нес в руках свои башмаки на высоких каблуках, чтобы не мешали бежать. Он тряс головой, обмотанной белоснежным платком, и золотыми кольцами в ушах.
- Ты ведь не уедешь без меня, мой господин? А то я умирать...
- Что сказали тебе часовые, как они тебя пропустили? - спросила Анжелика.
- Часовые?.. Ничего сказать... Я бежал, так бежал! - Он рассмеялся, сверкая белыми зубами.
- Пойдемте скорее, - Анжелика подталкивала их одного за другим по указанной тропинке. Онорину она держала за руку. Первые группы шли уже через ланды. От моря их отделяло открытое ровное пространство, голая огромная равнина. Еще можно было разглядеть башни и стены Ла-Рошели. Анжелика забеспокоилась. Раб Сирики, догонявший своего хозяина, привлек, наверно, внимание.
- Идите же, - сказала она Маниго. - Нельзя больше терять ни минуты.
Но он и его родные медлили. Судовладельца терзали два чувства: желание освободиться наконец от супруги, двадцать пять лет отравлявшей ему жизнь, и стыд бросить жену и дочерей. «Она найдет способ выкрутиться, - утешал он сам себя. - Она сможет даже взять в руки моего нечестного компаньона! Но если ее посадят в тюрьму, она там погибнет - ведь она так любит хорошо поесть».
На дороге послышался шум колес и показалась тележка, за оглобли которой держалась потная и пыхтящая госпожа Маниго. В тележке были в беспорядке свалены ковры, одежда, шкатулки и ларцы, а главное, драгоценная посуда фабрики Бернара Палисси. Обе дочери и служанка толкали тележку сзади. Утомление ничуть не укротило эту даму. Едва увидев супруга, она набросилась на него с упреками и обвинениями.
- Теперь твоя очередь, - приказала она зятю, передавая ему оглобли. - И ты, лодырь, - напустилась она на старого Сирики, - не мог меня подождать, а умчался, словно ласточка...
- Ты так и проехала через ворота Св. Николая со всем этим добром? - спросил покрасневший от гнева Маниго.
- Ну и что?
- И тебе ничего не сказали?
- Они попробовали сказать. Только я их болтовню слушать не стала. Посмотрела бы я, кто мне помешает проехать!..
- Ну, раз вы уже здесь, идите вперед и поторапливайтесь, - велела Анжелика с досадой. Толстуха устроила скандал у ворот. Появилась там, таща за собой, как цыганка, эту тележку. Переругиваясь с часовыми, она могла выболтать и то, куда направляется, и то, что собирается покинуть навсегда Ла-Рошель с ее противными жителями. Она любила распространяться на эту тему, потому что сама была родом из Ангулема и жизнь в портовом городе ей вообще не нравилась.
Анжелика, ведя за руку Онорину, пошла к скале, время от времени оборачиваясь, чтобы поторопить Маниго, которые далеко позади тащили тележку и спорили. |