|
- Ваша речь не достигает моих ушей. Де Марильяку пришлось, чтобы быть услышанным, преклонить колени, а его спутникам - последовать его примеру. Из-под полуопущенных век Анжелика злорадно посматривала на четырех незадачливых эмиссаров. Особенно позабавил ее вид распухших щек Бретея, еще хранивших следы ее ногтей. Тем временем наместник Пуату, сломав восковые печати, развернул пергамент и, прочистив горло, стал читать: «Госпоже дю Плесси-Белльер, нашей подданной, повинной в злонамеренном сопротивлении нашей королевской воле и тем весьма нас удручившей. Мы, Король Франции, направляем сие послание, дабы уведомить ее о наших чувствах, кои, как она утверждала, ей неизвестны, и наставить ее на путь приличествующего повиновения. Сударыня! Велика была наша скорбь, когда несколько месяцев тому назад вы отплатили неблагодарностью за все милости, каковыми нам было угодно удостоить вас и ваших близких. Получив приказ, запрещающий вам покидать Париж, вы ослушались. Меж тем не был ли сей запрет продиктован желанием уберечь вас, зная вашу порывистость, от вас же самих и тех неподобающих поступков, кои вы могли, по нашему разумению, совершить? Вы совершили их: вы устремились навстречу опасностям и разочарованиям, от коих мы бы желали вас оградить, и были жестоко наказаны. Ваша отчаянная мольба о помощи, дошедшая до нас через настоятеля Конгрегации Святого Искупления, преподобного отца Валомбреза, по его возвращении из Марокко, дала нам знать о том прискорбном положении, в какое ваши заблуждения ввергли вас. Попав в плен к варварам, вы осознали свои прегрешения и с непоследовательностью, присущей представительницам вашего пола, обратились за покровительством к монарху, над которым ранее изволили глумиться. Из уважения к прославленному имени, каковое вы носите, в память о дружбе нашей с покойным маршалом дю Плесси и, наконец, из жалости к вам, не переставшей быть одной из возлюбленных наших подданных, мы не пожелали оставить вас пожинать все плоды вашей неблагодарности и покинуть на милость жестоких варваров и посему отозвались на вашу мольбу. Ныне вы доставлены целой и невредимой на французскую землю, и мы довольны этим. Однако же справедливость требует, чтобы вы принесли нам публичное покаяние. Мы могли бы предписать вам на время уединиться в монастырской тиши, дабы предаться там благочестивым размышлениям. Но памятуя о перенесенных вами страданиях, мы отказались от этого замысла. Мы предпочли послать вас в ваши земли, полагая, что родная почва может стать наилучшим советчиком. Мы не считаем это изгнанием. Вы должны пребывать там лишь до дня, когда по собственному вашему желанию отправитесь в Версаль засвидетельствовать свою покорность. В ожидании сего дня - как мы надеемся, не столь отдаленного - указанный господином де Марильяком, наместником Пуату, офицер будет назначен для надзора за вами...» Де Марильяк прервал чтение и указал на тучного военного: - Представляю вам, сударыня, капитана Монтадура, коему я счел возможным доверить эту почетную обязанность. Как раз в эту минуту капитан безуспешно пытался перенести тяжесть своего тела на другое колено, но затекшие от непривычного положения члены и обширное пузо очень мешали. Чудом удержавшись, чтобы не уткнуться в Анжелику носом, он откашлялся и зычно возгласил, что готов служить маркизе дю Плесси. Не удостоив капитана ответом, Анжелика, все еще укутанная с ног до головы, прикрыла глаза, делая вид, что дремлет. Де Марильяк стойко продолжал чтение: ...«В нескольких словах мы изложим здесь, каким образом госпожа дю Плесси-Бельер должна выказать свою покорность. Невоздержанность членов ее семьи, один из коих недавно дошел до оскорбления Его Величества, слишком известна, а потому и покорность должна быть выражена с очевидностью, способной привести к размышлению слабые умы, нестойкие перед дурным примером, который может склонить их на путь дерзостного непослушания. |
