Немая и растерянная она шла по багровой дорожке к трону в окружении незнакомых лиц. Эльбе почему-то казалось, что она ступает не по красному ковру, а по окровавленной каменной плитке. С каждым шагом все ближе к своей погибели. В величественном зале ни одного теплого взгляда. Даже Атолл Полуночный стоял у подножия каменных ступеней с угрюмо нахмуренным лбом. Мгновение назад он сжимал ее за руку в ее покоях и просил прощения. Он подарил ей серебряный браслет Морейн Полуночной.

— Ты никогда не была озером, Эльба. Сказал он тогда, обрушив не нее пристальный, тяжелый взгляд. Ты всегда была бурной рекой. Такой же, как мать.

Браслет Морейн представлял собой чешуйчатого дракона, пытающегося проглотить свой хвост. Народ Эридана считал уробороса символом бесконечности. С имволом жизни и смерти, созидания и разрушения, постоянного перерождения и гибели. Сейчас серебро неприятно жгло кожу. Девушка чувствовала, как рука дрожит от непривычной тяжести.

Вольфман Барлотомей стоял на самом верху пирамиды из обсидиановых ступеней. В его глазах считывалась уверенность, несмотря на болезненный вид кожи. Позади короля и перед кровавым троном притаился Пастор Висконсий облаченный в черную ризу. Никто и никогда не смотрел на Эльбу таким уничижительным взглядом, будто она не имела права находиться в обители Барлотомеев и связывать с ними свою судьбу. Сгорбленный, худой, с уродливым носом, таким же огромным, как у старой вороны, он с прищуром наблюдал за девушкой, пока она поднималась по ступеням в такт оглушающей музыке органа.

Вольфман протянул Эльбе руку. Она нерешительно приняла ее и остановилась перед Пастором Висконсием. Ее подбородок взмыл вверх.

— Мы стоим здесь, прохрипел старик и поднял перед собой морщинистые ладони, под взором ушедших предков, чтобы запечатлеть союз этого мужчины и этой женщины.

Милена Барлотомей сжала в пальцах обручальное кольцо Вигмана Многолетнего, на сердце женщины покоилась невероятная, удушающая тяжесть, и она не могла шевелиться. Рядом с Миленой стоял Атолл Полуночный. Она слышала, как тяжело он дышит. Люди за их спинами застыли в благоговейном ужасе. О ни и представить не могли, к чему приведет союз благородного потомка первого человека и наследницы речных шутов Эридана.

Даже непроницаемое лицо Хьюго Кнута визиря Вигмана излучало сомнения.

Нейрис Полуночная положила ладонь на плечо брата. Она сжала его, а затем еще раз посмотрела на племянницу, которая казалась ненастоящей и совершенно чужой. Эльба не была похожа на дочь вождя Дор-Валхерена. Она выглядела как истинная миледи ледяного Вудстоуна. В золотистом, пышном платье. С высоко поднятыми волосами. Нейрис едва ли сдерживалась от пронзительного крика, ей все хотелось ринуться вперед, схватить милую, юную Эльбу за руку и выманить из ловушки. На что они ее обрекали? Атолл никогда бы не решился на подобное без веской причины.

Но существовали ли какие-либо причины, чтобы предавать собственных детей?

Смерть сына разбила вождю сердце. Несколько дней он не мог прийти в себя, рыча и безумствуя, словно дикий зверь, сорвавшийся с цепи. Потом он узнал, что пропала Риа. На какое-то мгновение Нейрис показалось, что она потеряла брата. Руки Атолла упали вниз и потащили его за собой, будто кандалы. Он рухнул посреди покоев и замолчал.

Единственное, что заставило Атолла Полуночного встать на ноги долг.

Его долг, как отца. Его долг, как правителя.

Он обязан был жить ради семьи и ради своего народа.

Смотреть на то, как своему долгу следует Эльба, было невыносимо больно, и Нейрис прекрасно это понимала. Она в очередной раз с силой сжала плечо брата, и потом увидела, как Эльба целует руку Вольфмана Барлотомея Многолетнего в знак вечной преданности.

Юный король прикоснулся губами к ее лбу в знак вечного покровительства.

— Да будет так! Пастор поднял руки молодых людей и перевязал их зеленой лентой, такой же изумрудной, как и холмы Станхенга.