|
Я понимаю вас. В Париже вы сможете спокойно заняться своим гардеробом. Она не понимала, почему этот массивный, как шкаф, широкоплечий человек так увлеченно рассуждает о подобных мелочах. А он продолжал, попыхивая трубкой: – Вам это обойдется совсем дешево, потому что фигура у вас прямо как у манекенщины. Бьюсь об заклад, что размер не более сорок четвертого… – Да, сорок четвертый или чуть больше. Только вот роста я небольшого, и все платья приходится укорачивать. – Вы разве не шьете себе сами? – Нет, ко мне приходит портниха, работает прекрасно и берет недорого… Внезапно она почувствовала всю нелепость этой беседы и, подняв глаза на обоих мужчин, увидела улыбку Мегрэ и смущенное лицо комиссара, который всем своим видом старался показать, что он тут ни при чем. – Что это за разговор? – спросила она вдруг. – Сколько ткани шириной в метр сорок вам требуется на юбку? Она не хотела отвечать, не зная, смеяться ей или сердиться. – Одну длину, не так ли? – подсказал Мегрэ. – Ну и что? – Иначе говоря, семьдесят восемь или семьдесят девять сантиметров. – Ну и что? – Ничего. Да вы не беспокойтесь, это я так… Мы с женой говорили о платьях, и я уверял ее, что вам гораздо легче шить себе туалеты, чем ей. – Что еще вы хотели от меня узнать? Она косилась на дверь, словно боялась, что муж, воспользовавшись ее отсутствием, приволокнется за кем нибудь. – Вы совершенно свободны. Господин комиссар благодарит вас. Она вышла с неприятным и тревожным чувством: она принадлежала к числу подозрительных женщин, которые, раз и навсегда уверовав в людское коварство, не могут себе представить, чтобы им хоть раз случайно сказали правду. – Я могу выйти в город? – Пожалуйста. Когда за ней закрылась дверь, комиссар вскочил и устремился было к столовой, чтобы послать ей вслед кого нибудь из своих агентов. – Что вы собираетесь делать? – спросил Мегрэ, подходя к печке, в которой он давно уже не ворошил уголь. – Но… Я полагаю… – Что вы полагаете? – Вы же не станете меня убеждать… Ведь вчера именно она дала нам самые сомнительные показания. Она утверждала, будто вышла из дома, чтобы следить за мужем, но якобы ошиблась, приняла за него кого то другого и вернулась ни с чем. Вся эта история с материей… – Вот вот! – Что – вот вот? – Эта запись на меню как раз и означает, что она невиновна, более того, что ни одна женщина этого дома невиновна, и поэтому нет необходимости допрашивать печальную даму. Так мы с женой прозвали учительницу… Подумайте, ведь каждая женщина наизусть знает свой размер и ширину ткани, и ей незачем записывать их. Но зато если она поручит мужчине покупку такого рода или если он вздумает сделать ей сюрприз… Он указал на старые журналы мод, лежавшие на столе. – Я уверен, что мы найдем в них фасоны, понравившиеся госпоже Моссле. Они с мужем говорили о материях. Муж записал эти цифры, желая сделать ей подарок. Ему необходимо быть любезным: ведь деньги то, иначе говоря, гостиница «Золотое кольцо», как мы слышали, принадлежит ей. А его взяли в дом, потому что для ведения дел потребовался мужчина. И еще, вероятно, потому, что с годами госпожа Моссле стала чувствовать какую то пустоту в своей жизни. Но он человек ненадежный, его надо крепко держать в руках, следить за ним. Жюль Моссле останавливается с женой у землячки, не подозревая, что мадмуазель Отар приютила у себя неудачницу, которая также прежде жила в Вильконтуа. А дождь все лил и лил. Прозрачные капли, догоняя друг друга, стекали по стеклу. Время от времени мимо скользили фигуры в черных плащах, держась поближе к дому. – Все это меня не касается, конечно, – продолжал Мегрэ, – но девчонки вчера вечером, рассказывая о Жанне, говорили не только хорошее. |
