|
Ему едва минуло тридцать лет, и не требовалось особой наблюдательности, чтобы понять, что он заключил брак не по любви и что, пожертвовав своей свободой, он хотел обеспечить себе кусок хлеба на старости. Звали их Жюль и Эмилия Моссле. Как ни медленно ползли стрелки, все же они двигались. Позднее Мегрэ вспомнил, что он взглянул на часы в ту минуту, когда Жанна подала печальной даме мятный настой. Было несколько минут шестого, и Жанна показалась ему угрюмее обычного. Вскоре вернулся с улицы молодой англичанин, мистер Джон, и вместе с ним в дом ворвалось холодное дыхание бури. С его мокрого плаща на пол гостиной стекали ручейки воды. Оживленный, раскрасневшийся от ветра и от новости, которую он принес он заявил с сильным английским акцентом: – Пароход скоро отчалит.. Пожалуйста, мадмуазель, пусть отнесут мои вещи… С раннего утра он суетился, торопясь вернуться в Англию. Только что ему сообщили в порту, что пароход попытается пересечь Ла Манш. – Дайте, пожалуйста, счет. Мегрэ с минуту колебался, не последовать ли совету жены и не перебежать ли, прижимаясь к домам и рискуя промокнуть до костей, в «Швейцарскую пивную», где была хоть какая то жизнь, движение. Он даже вышел в переднюю к вешалке, увидел в полутьме три больших чемодана мистера Джона, потом пожал плечами и вернулся в гостиную. – Ну почему ты не идешь туда? Сам на себя нагоняешь хандру… После этого замечания жены Мегрэ грузно уселся в кресло, схватил первый попавшийся журнал и начал его перелистывать. Удивительное дело – ему некуда себя девать и нечем заняться. По логике вещей такое состояние должно способствовать хорошей восприимчивости. Пансион был невелик. Малейший шорох сразу разносился по всему дому, так, что, когда вечером чета Моссле удалялась в свою комнату, остальные испытывали неловкость. Но Мегрэ в тот день словно ничего не видел и ничего не слышал, даже тень предчувствия не коснулась его. Он рассеянно заметил, как мистер Джон расплатился с хозяйкой, зашел в буфетную и дал на чай Ирме. Мегрэ неопределенно кивнул в ответ на такой же неопределенный поклон англичанина, поняв, что Жанна, более крепкая, чем молодой человек, понесет два его чемодана к пристани. Но он не видел, как она вышла. Это его не интересовало. В сельскохозяйственном журнале, который он случайно взял в руки, ему попалась длинная статья, набранная мелким шрифтом, о повадках лесных мышей, он начал просматривать ее и самым глупым образом увлекся чтением. Стрелки продолжали неслышно передвигаться на зеленоватом циферблате, но никто уже не следил за ними. Г жа Мегрэ беззвучно шевелила губами, считая петли в своем вязании. Изредка то в одной, то в другой печке потрескивал уголь или ветер начинал гудеть в трубе. Послышался стук тарелок: Ирма накрывала к обеду. Из кухни донесся запах жареной рыбы – мерлана, которого каждый вечер неизменно подавали к столу. Внезапно в ночи раздались голоса: голоса были возбужденные, они словно вырвались из бури, они приближались, они проследовали мимо окон, остановились у порога, и, наконец, все это завершилось отчаянным дребезжанием дверного колокольчика, непривычно громким для этого дома. Но даже в эту минуту Мегрэ не вздрогнул. Долгие часы мечтал он, чтобы хоть что нибудь нарушило докучную монотонность дня, но когда пришло это непредвиденное и чреватое самыми неожиданными последствиями событие, он был поглощен чтением увлекательного рассказа о лесных мышах. – Да, это здесь… – проговорил голос м ль Отар. В дом проникли ветер, вода, мокрые дождевики, красные, возбужденные лица. Мегрэ волей неволей пришлось оторваться от журнала, и он увидел мундир полицейского и черное пальто невысокого человека с потухшей сигарой во рту. – У вас служила некая Жанна Фенар? Мегрэ заметил, что откуда то вдруг появился сынишка Жанны – верно, из кухни. |
