|
Я стал звать на помощь, ее принесли в аптеку на углу Парижской улицы и увидели, что она мертва. И вот тогда то я узнал ее, я ведь всех знаю в нашем квартале… Я сказал комиссару: «Это служанка из пансиона Отар…» Мегрэ робко спросил, словно не решаясь вмешиваться не в свое дело: – А чемоданов при ней не было? – При чем тут чемоданы? – Ну, не знаю… Я просто подумал, шла она к порту или оттуда… Полицейский почесал в затылке. – Постойте ка. Судя по ее позе, она, пожалуй, шла сюда, когда это случилось… Он поколебался немного, затем протянул руку к бутылке с красным вином, налил себе стакан и проговорил: – Вы позволите? Это движение приблизило его к столу. На блюде остывали два мерлана. Поколебавшись еще мгновение, он ухватил один из них, съел его, не прибегая к вилке, и выбросил кости в ведро из под угля. Потом обвел всех вопрошающим взглядом и, убедившись, что нет охотника на второго мерлана, съел его, как и первого, запил вином и вздохнул. – Наверняка убийство из ревности. Второй такой потаскухи, как эта девка, прямо не сыскать. Вот уж кто мог ночи напролет проводить на танцульках в кабачке на том конце порта. – Ну, тогда другое дело, – проговорила г жа Моссле. Убийство из ревности она считала вполне естественным. – Только вот что удивительно, – продолжал полицейский под неотступным взглядом Мегрэ, – убили то ее из револьвера. А ведь матросы, сами знаете, чаще орудуют ножом. В эту минуту вернулась м ль Отар, но лицо ее не покраснело от ветра, как у других, она была бледна. То, что произошло, придало ей весу в собственных глазах, и всем своим видом она словно говорила: «Мне кое что известно, но не надейтесь, что скажу вам». Она окинула взглядом стол, обедающих и их тарелки, подсчитывая количество рыбьих хребтов. Обернувшись к Ирме, которая хлюпала носом у дверного косяка, она строго спросила: – Чего ты ждешь? Почему не подаешь телятину? – Потом повернулась к полицейскому: – Надеюсь, вам предложили вина? Ваш начальник скоро придет. Он звонит в Ньюхейвен. Мегрэ чуть вздрогнул. Она заметила это, и тень подозрения промелькнула на ее лице. Она сочла своим долгом добавить: – Во всяком случае, так мне показалось. Ей не показалось, ей это было точно известно. Итак, комиссар полиции узнал о м ре Джоне и его поспешном отъезде. Значит, в настоящий момент полиция шла по следу молодого англичанина. – Ах, ото всего этого я опять разболеюсь, – томным голосом произнесла печальная дама, которая обычно отрывала рот только три раза в день, да и то для того, чтобы вздохнуть. – Что же тогда говорить мне? – возмутилась м ль Отар: она не могла стерпеть, чтобы кто то был больше нее затронут событием. – Вы думаете, мне все это на руку? Девка, на которую я потратила столько времени, пока чему то обучила… Ирма! Принесешь ли ты, наконец, соус? Ощутимым результатом всей этой беготни и суеты было то, что в дом проник наконец свежий, воздух. Он уже не растворялся в комнатном тепле, он гулял легким сквозняком, обвевая затылки, пробегая холодком по спине. Это и заставило Мегрэ подняться и помешать кочергой уголь в печке, не обращая внимания на пустое ведро. Затем он набил трубку, прикурил от бумажного фитиля, поднесенного к огню, и машинально принял свою любимую, хорошо известную на набережной Орфевр позу: он стоял спиной к печке, зажав в зубах трубку, заложив руки за спину, а на лице его застыло неопределенное выражение, не то упрямое, не то отсутствующее. Как всегда, когда разрозненные факты начинали группироваться в его уме, словно слабые ростки еще не родившейся истины. Вернулся комиссар полиции, но Мегрэ даже не шелохнулся. Он услышал его слова: – Пароход еще не прибыл. |
