Пока Рудольф Константинович боролся с искрами в глазах, архангел постучал в дом. Стучал он по‑хозяйски требовательно и уверенно. Дверь распахнулась, и Рудольф Константинович услышал гневное восклицание небесного жителя:

– Фемина ин лупанариус!

Послышался звук пощечины и женский плач, перемежаемый жалобными криками:

– Да что я, виновата? Он сам пришел! Я его, гада, и знать не знаю, клянусь, Птолемейчик!

– Не ври, – сказано было Скубатиеву. Правильно было сказано: чего ж ты, подлец, врешь, коли ангела узрел.

Дверь захлопнулась, и из‑за нее продолжались слышаться звуки бытовой ссоры.

Скубатиев медленно приходил в себя. «Вот стерва, – удивился он про себя, – мало ей мужиков, архангелов принимать стала. Погоди‑и‑и, Скубатиев выведет тебя на чистую воду! О тебе не только Бузулуцк знать будет, вся область заговорит! И архангела твоего к порядку приведем! Будет знать, как на руководителей областного масштаба руку поднимать! – Он вдруг пришел в себя и задрожал. – Господи! Да кому это я грозить удумал? Небесному вестнику угрожаю! Да меня за это… – Липко и жарко облило спину, и Скубатиев присел на скамеечку, доставая из кармана пачку „Краснопресненских“. – Да не‑ет! – Он медленно приходил в себя. – Какие в Бузулуцке архангелы? И Клавка на непорочную деву Марию тоже не похожа. Разберемся! Ох разберемся завтра!» – Он щелкнул зажигалкой, машинально прислушиваясь к приглушенному стенами дома скандалу.

– А монти ирае аморис ингратио! – назидательно сказали рядом. Подумали и добавили: – Айесдем фаринае!

Рудольф Константинович приподнял зажигалку выше, и остатки волос на его голове зашевелились от ужаса. Трепещущий испуганный огонек зажигалки высветил еще одного архангела, мирно сидящего на другом конце скамейки. Этот был не в пример моложе первого, и обезьянье подвижное лицо его кого‑то напоминало Скубатиеву. Он определенно знал, что это лицо ему знакомо. По картинам или иконам. Строгий вид незнакомца говорил в пользу икон, и Рудольф Константинович, не размышляя более, бухнулся на колени, уткнувшись в мускулистые теплые ляжки архангела:

– Прости мя грешного!

– Ну, это без перевода понятно. А что еще скажет муж или, на худой конец, сожитель неверной жене?

«Только бы живым уйти, – лихорадочно думал он. – Только бы простили меня небесные бугры. Только бы простили! В рот больше ни грамма не возьму, Розалии до конца дней своих верен буду! С работы уволюсь, найду себе порядочное место, чтобы никому не лизать за… Тьфу! Не сотворю, как говорится, себе кумира…»

– Веришь? – Он попытался поймать руку молодого и опасного архангела. – Этой… маммоне поклоняться не буду!..

Архангел нахмурился и Рудольф Константинович страдальчески сморщился:

– Да что ж это, Господи, мне уже и веры нет никакой?

Он мучительно старался припомнить заповеди Нагорной проповеди, но со страха не мог вспомнить даже основные положения Морального Кодекса Строителя Коммунизма. В отчаянии Рудольф Константинович возопил:

– Во имя Отца и Святого Духа!

Архангел отодвинулся от него, почесал ногу о ногу и удивленно пробормотал:

– Квае те дементиа кепит!

Скубатиев всхлипнул и нежно поцеловал грубую мозолистую руку архангела.

– Так мы договорились? Вы меня отпускаете?

Архангел гневно вырвал руку.

– Мел ин оре, фраус ин фактус! – задумчиво сказал он.

– Спасибо! – горячечно зашептал обезумевший партийный функционер, отползая от скамейки задом и на коленях.