Так же изумленно и встревоженно в первый раз смотрел на него его собственный отец. Так его собственный сын – один из этих двоих – станет смотреть на его внука.

Лицо Агари дрогнуло. Возможно, это была наконец улыбка.

– Похожи на вас, сир. Не сомневайтесь.

– До сих пор мне казалось, – признался король, – что маленькие дети похожи только друг на друга. Да еще на печеные яблоки.

– То были не ваши дети, сир.

– Это, – спросил он, – что‑то значит?

Его палец указал на головку, покрытую рыжим младенческим пухом. Потом на другую – угольно‑черную.

И у самого него, и у Лорелеи волосы были светлые. Агарь покачала головой. С сожалением? Или с торжеством?

– Близнецы, – повторила она со значением, и Клаус удостоверился, что нянька не хуже него знает, о чем они, в сущности, ведут речь. – Никто не знает, кто из них – кто. Вы сами скажете королеве?

– Ты веришь в эту ерунду, Агарь? – спросил он, как мог более небрежно.

– Я старая неграмотная деревенская бабка, – отвечала та, глядя ему в глаза. – Мне положено повторять по углам глупые страшные сказки.

Краем глаза Клаус углядел, как уползла с лица лакея дурацкая, блаженно верноподданническая улыбка, и вновь почувствовал себя окруженным змеями.

Он спасся в покоях жены, тоже освещенных едва мерцающей в углу единственной скудной свечой. Лорелея лежала на высоком ложе, переодетая в чистое и укрытая по пояс легким покрывалом. Глаза ее, которые многочасовая родовая мука обвела темными кругами, были полуприкрыты. Яркий свет их бы только раздражал. Клаус встал на колени возле изголовья жены и накрыл ладонью ее бессильную полупрозрачную кисть, с нежностью большей, чем нежность мужчины по отношению к женщине. Он не поцеловал ее, потому что побоялся тревожить. В конце концов, поцелуи были частью того, от чего заводятся дети, и напоминать ей об этом сейчас показалось ему нетактичным. Он слыхал о женщинах, которые несколько дней после родов о мужьях и слышать не могли, не говоря уже о ласках, даже самых эфемерных.

Но, видимо, его жена относилась к женщинам другой категории.

– Ты, – спросила она, – не рад?

– Близнецы! – выдохнул он.

– А! Проблема наследования. Разве у вас нет закона на этот случай? Как у французов, которые отдают трон второму родившемуся близнецу, потому якобы, что он был зачат первым? Каковой подход, разумеется, не выдерживает никакой критики. Прочие народы без затей считают наследником того, кто родился первым.

– Есть. В том‑то и дело. – Он сел на пятки, не желая продолжать разговор, пока она не окрепнет. – В любом случае, спасибо за сына.

– Эй! – сказала Лорелея. – Я сделала это дважды! Ты не уйдешь, пока не скажешь мне, в чем твое горе.

– В проклятии моей крови, – признался Клаус. – Если в королевской семье рождаются мальчики‑близнецы, один из них – чудовище. Никто не знает – кто, – с тоской в голосе повторил он старинную формулу. – Но все равно, поклон тебе и спасибо за сына. Мальчика, мужчину, воина, рыцаря, наследника и короля. Любовника и мужа. И отца.

– В какую глупость ты веришь?!

– Это не глупость, – потупив глаза в пол, упрямо сказал король. – Я не хотел говорить тебе, пока ты носила ребенка… детей. Сама мысль могла бы тебя расстроить.