Ким, довольный собой и жизнью, обнаружился на ручье, где сидел на зеленом бережку, щурясь и свесив ноги в быструю бегущую воду. Любитель маленьких радостей. Рядом стояли две бадьи: за делом, стало быть, ходил, да отложил все и расслабился. Имоджин залюбовалась на него издали: разворотом плеч, бронзовым от загара треугольником спины, мышцами, вылепленными природой так, словно та была в него влюблена. Отсюда казалось, что он окружен дрожащим отсветом, будто золото, выставленное на солнце в яркий день.

– Киммель, – сказала Имоджин, тихонько подходя сзади. – Муж и король, я имею право знать, о чем ты думаешь.

– О! – только и ответил он, улыбаясь и протягивая руку, чтобы помочь ей сесть.

– Мне вчера приснился отвратительный сон, – сказала Имоджин вместо «доброго утра» и осеклась, потому что улыбка Кима.спряталась за тучу.

– Я не думаю, что это был сон.

Стоя так, чтобы он не дотянулся до нее, не поднявшись на ноги, девушка медленно приложила ладонь к лицу, где, кажется, вновь возникла пульсация. Затем опустилась над водой на колени. «Зеркало» немного рябило, однако, даже напрягая глаза она не разглядела на своем лице даже ниточки шрама, не то что развороченной раны. Подняв на мужа недоуменный взгляд, она только сейчас обратила внимание на его свежеперевязанное запястье.

– Ты… отдал за меня кровь?

Ким кивнул, глядя куда‑то на воду. Неостановимо стремящийся мимо зеленый шелк.

– Помнишь, – спросил он, – Циклоп вывихнул мне руку? Сколько времени прошло?

– Чуть более двух суток, – озадаченно отозвалась Имоджин. – А?..

Ким взмахнул правой рукой, сделал ею несколько круговых движений.

– Что скажешь на это?

– На самом деле он не…

– Ты недостаточно знаешь Циклопа, Имодж. Если он берется причинять боль или калечить, то непременно доводит дело до конца. В этом его, если хочешь, профессиональная честь. То, что у него лучше другого получается. Он выдернул ее… в лучшем виде. И теперь я могу заявить, что вера моя не беспочвенна.

– Лес?

Ким согласно опустил веки, опушенные густым золотом. Имоджин топнула босой ногой и мотнула головой, словно рассерженная лошадь.

– Все равно – не понимаю. Как он мог? Я имею в виду Олойхора. Словно я отвернулась на минуту, а повернувшись вновь, увидела перед собой совершенно другого человека! Ким, ты должен убить Циклопа, Он чудовище. Оборотень, одержимый убийством. Ты сам это признаешь. Его забавы недопустимы, а ты – король.

– Я был почему‑то уверен, что брат получит все, – промолвил Ким. – Включая и заботы. И тебя, но королевство – в особенности. У него подходящий склад, чтобы возглавлять, приказывать. Я… не готов. Коли уж мне досталась ты, корону я мог бы и уступить.

– Вы не выбирали, – жестко ответила Имоджин. – Ни ты, ни он. Хочешь видеть на месте отца Олойхора Дерьмо Прилипни? Кто, кроме тебя, разберется с этой внезапной смертью ваших родителей?

– У тебя есть основания повесить на него и это тоже?

– Не знаю. – Имоджин сбавила тон. – Он казался изумленным не меньше прочих. Но на самом деле это ни о чем не говорит: вокруг было слишком много зрителей, для кого ему стоило бы играть.

– Ойхо – лицедей никудышный, – возразил Ким. – Заставить, прибить, взять на понт – да, но тянуть роль…

– Ты забываешь. Ему на руку играет его чудовищная свита.

– Два ядовитых зуба, которые следовало бы выдернуть, – согласился Ким.