Изменить размер шрифта - +
В самом разгаре спора ренегат-редактор вспомнил вдруг о какой-то вёрстке, которую ему якобы надлежит срочно вычитать, и, наскоро попрощавшись, покинул скверик. Стратополох долго смотрел ему вслед.

И это бывший единомышленник! Тот самый, что каких-то несколько лет назад бил со всхипом кулаком по «Толковому словарю психиатрических терминов» и хрипел, что за Родину пойдёт на всё.

По улице за оградой скверика мимо больничного комплекса «Эдип» пронеслись с сиреной и мигалкой одна за другой две «неотложки». Из бокового окошка ведущей машины торчала мужская ступня в туфле. Странно. Если везут буйного, то почему в незафиксированом виде (раз сумел высунуть ногу наружу)? Кроме того, получалось, что везут его на переднем сиденье, рядом с шофёром.

Странно. Очень странно.

Артём поднялся со скамьи и, подойдя к аптечному киоску, принял ещё три водочные капсулы. Не помогло. Нахлынула хандра. Вернулся, сел. С кривой улыбкой сунул руку во внутренний карман пиджака и, достав свой верный наладонник, тронул стилом папку «История болезни». Поколебавшись, вызвал на экранчик дневник, начатый ещё в тот безумный год.

Давненько не перечитывал. А тут всё-таки повод.

Никогда не думал, что окажусь однажды в царстве ликующего лоха. Откуда его столько? Из каких щелей, из каких трущоб он выполз на улицы Сызново? Идут и идут. Сотни, тысячи. На переходе у кинотеатра «Багдадский вор» «мерседес» уступил дорогу пешеходу. Милиция — оплот криминалитета! сама криминалитет! — редеет, ретируется в подворотни. Собственными глазами видел плывущий над людским скопищем плакат: «Крутизна излечима!» Милостливый Микола Угодник, покровитель всех заключённых и путешествующих, в какие времена мы живём!

С чего они решили, что медицина и злодейство несовместны? Чем им не угодил Паша Моджахед? Ну хорошо, история никогда ничему не учит, но кинематограф-то, кинематограф! Должны же знать из фильмов, что случается, если к власти приходит доктор…

Неужели мало было распада Сусловской державы? Стоишь в бессильной ярости на тротуаре и беспомощно смотришь, как рушится последний оплот нашей великой культуры. Опять руины, опять всё разломано до основания.

Авторитеты с охраной, имиджмейкеры в неслабых прикидах, бойкие бритоголовые отморозки — куда это всё делось? Кругом исковерканные радостью лохоподобные рыльца, отмеченные печатью слабоумия, которое они имеют дерзость называть честностью. Хилые безмозглые существа, неспособные составить договор и не быть при этом обутыми, — на что они способны, кроме разрушения?

На углу Дубровского и Кирджали какой-то мозгляк всё с тем же лошиным восторгом озирает навороченный особняк и блеет мечтательно:

— Хорошая поликлиника будет…

Две испуганные путаны не понимают, зачем они вообще вышли на панель. Бедняжки, мне даже боязно подумать о том, что ждёт их в будущем…

С утра пасмурно. Стальное солнце. Кружево дождя в лужах. К полудню по толпам пробегает шепоток о каком-то путче — и улицы стремительно пустеют. Впрочем, ненадолго. Часа через полтора вновь густо высыпает лох. Говорят, что путч провалился.

Никто ничего не знает наверняка, но говорят, говорят…

— Я говорю: «Знаете, что? Не говорите!» А она говорит…

— Ну это вообще что-то с чем-то!..

Ресторан «Али-Баба» опустил стальные шторки, превратился из аквариума в крепость.

— Вы слышали?! С завтрашнего дня лечение становится обязательным и бесплатным!

— Бесплатным? Так это ж здорово!

А обязательным?

Кажется, психотерапевт и сам не ожидал, что его изберут, — даже портретов не заготовили. Да и зачем портреты? Празднуют-то не победу доктора Безуглова — празднуют поражение Паши Моджахеда.

В элитных кварталах траур.

Быстрый переход