Не только неприязнь. Оба они были товарищами по несчастью: они любили одну и ту же женщину и оба ее потеряли.
— Ну и что мы теперь будем делать? — спросил мой отец. — Вас ищут по всей стране… — Он вздохнул, но мне показалось, что он нарочно говорит больше обычного. — Я пришел сюда один, потому что понял: последним пунктом программы, — он посмотрел на Феликса, — будет получение подарка, который она оставила Нуну…
— Ты здесь один? — В глазах у Феликса сверкнуло любопытство. Он быстро облизал губы.
— Да, один. — Отец сумрачно взглянул на Феликса. — А что, есть предложения?
— Боже упаси. Кто я такой, чтобы предлагать господину отцу? Так, одна мысль…
— Послушаем.
— Я подумал, может, делаем так: допустим, я вдруг доставал пистолет, так?
— Допустим.
— Приставлял пистолет к голове Амнона и говорил: если господин отец не дает мне уйти, тогда я стреляю, так?
— Допустим.
— Ну, какой выбор тогда у тебя был? И так я убегал.
Наступила тишина. Эти двое понимали друг друга без лишних объяснений.
— Короче говоря, как будто ты меня шантажировал? — усмехнулся отец. — Ты представляешь, какую новость сделают из этого газеты и что скажут в полиции?
— А что тебе до полиции? — широко улыбнулся Феликс. — Ты уже не должен думать о полиции. Ты уже поймал Феликса. Это второй раз, когда ты поймал Феликса, и нет ни одного полицейского, который делал хотя бы половину от этого.
— Но если я отпущу тебя, кто узнает, что я поймал тебя во второй раз?
— Ты, — скромно ответил Феликс. — И твой Амнон. Это самое важное, а?
И отец кивнул. Он никогда не тянул с решениями.
— Ладно, — вздохнул он. — Любой другой вариант причинит боль нам всем. В первую очередь ребенку. Мы тут все повязаны.
Он встал, сунул пистолет в кобуру и снял ее с пояса. Мы с Феликсом напряженно следили за ним. Свой пистолет я по-прежнему держал в руке. Что, если он бросится на меня? Отец остановился на ступеньках, заметив наш страх, заметив, что я держу его на прицеле. Глубоко вздохнул.
— Ох, Нуну, — грустно улыбнулся он, — ты делаешь все в точности, как я тебя учил. Но почему мне так горько от этого?
После этого я уже знал, что сюрпризов не будет, и убрал пистолет в карман.
Отец скривил рот и сказал Феликсу:
— В конце концов все, чему мы их учим, они используют против нас.
И Феликс кивнул.
Отец подошел ко мне: крепкий, вспотевший, растрепанный. Настоящий РУПВ. Мы не виделись три дня. Мне хотелось броситься к нему и завопить от счастья. Мы даже не пожали друг другу рук. Наверное, так лучше. Это по-мужски. Феликс попросил, чтобы мы прошли в хранилище и сели спина к спине. Напевая себе под нос, привязал нас друг к другу — поджав губы, как всегда, когда он кого-то связывал или запирал. Отец сказал ему сквозь зубы, чтобы он не связывал меня слишком крепко.
Закончив, Феликс вытащил у отца из кармана наручники и приковал меня к нему. Услышав лязг наручников, я вспомнил заключенного и полицейского, с которыми встретился в самом начале. Странное вышло путешествие, что и говорить.
Краем глаза я видел, как он наклонился к отцу.
— Она была очень особенная, Зоара, — шепнул он ему. — Я знаю, что ты ее любил. Но хватит. Надо забывать мертвых. У тебя продолжается жизнь, и у тебя есть отличный ребенок! А ребенку нужно мать. И послушай меня, господин Файерберг, — Феликс повидал много женщин, но не повидал такой, как госпожа Габи. |