-  Ага, счас, - пообещал он, как мне показалось, не зная, как ко мне обращаться, то ли «господин», то ли «парень» - я занимал дорогой номер, но выглядел точно таким же нищим, каким был он. - Тебе вина лучше или молока?

    -  Принеси мне молока и хлеба, - попросил я. - А кто такая женщина, которая здесь ходит?

    -  Где ходит? - удивился половой, оглядываясь по сторонам.

    -  Я ее вчера видел, такая высокая, полная.

    -  А, - протянул парень, - вот ты о ком. Это сестра хозяина, она немного не в себе. Раньше барыней была, а теперь тут живет.

    -  Почему она не в себе?

    -  Не знаю, может, ее родимчик хватил?

    -  Какой «родимчик»? - удивился я.

    -  Не знаю, - ответил половой. - Мало ли что в жизни бывает!

    Я вспомнил способность многих своих соотечественников употреблять непонятные слова безо всякого смысла. Родимчик - это припадок с судорогами который бывает у рожениц и младенцев. Однако я сделал еще одну попытку понять, что он такое сказал:

    -  Она что, недавно рожала?

    -  Кто рожал? - удивился парень.

    -  Сестра хозяина.

    -  Это мне не ведомо, я здесь недавно.

    -  Ладно, неси еду, - попросил я, понимая, что чем дольше мы будем говорить, тем больше разговор будет вязнуть в непонимании друг друга. Половой принес заказ, я дал ему медную монету на чай и остался в одиночестве. Заняться было решительно нечем, оставалось только выздоравливать. Позавтракав, я приободрился еще больше и вышел из своего номера посмотреть, куда я, собственно, попал.

    В общей зале постоялого двора посетителей еще не было. Был он меблирован тяжелыми, невысокого калибра и примитивной работы столами и широкими лавками вместо стульев. Не встретив никого из местной обслуги, я прошел во внутренний двор с парой сараев и несколькими коровами, щиплющими чахлую травку у дальнего забора. Не увидев ничего примечательного, я вернулся в свою комнату и прилег на кровать.

    Тут же в голову полезли самые скверные мысли. Кроме непрекращающегося беспокойства об Але, меня волновала и собственная судьба. Документов у меня не было. Я был ранен, об этом знали или догадывались хозяева заведения, и могли сдать меня полиции. Я же, пока не окрепну, не смогу убраться подальше от этих мест.

    В Питере в это время жило порядка двухсот двадцати тысяч человек. По нашим меркам, это совсем немного. Конечно, не все были на виду друг у друга, но и возможность затеряться в людском море была небольшая. Если начнется скандал в связи с убийством Сил Силыча и его подручного, полиция вполне может заинтересоваться раненым человеком, оказавшимся в беспомощном состоянии невдалеке от места преступления.

    Судя по теперешнему самочувствию, возможности убраться с этого постоялого двора раньше завтрашнего дня у меня не было. Так что необходимо было простоять еще день и продержаться ночь, а там будет видно.

    Невеселые раздумья прервал приход хозяина. Он явился за очередным траншем за постой. Когда он вошел, я встал ему навстречу.

    -  Ты, как погляжу, поздоровел? - спросил он без особого восторга.

    -  Да.

    -  Я за платой.

    -  Почему так рано? - удивился я. - Я вчера с тобой рассчитался за два дня,

    -  Здесь тобой интересовались, - неопределенно усмехаясь, сказал он.