– Он врет, господин штурмбаннфюрер, – с обидой в голосе произнес Краузе. – Он нам врет… Как же так, господин штурмбаннфюрер? Как можно нам врать?

            Краузе дурачился, говорил тоном обиженного ребенка, но нога давила Торопову на диафрагму, а нож, кажется, проколол кожу на груди до крови.

            – Он еще не понял, что нам врать нельзя, – сказал Нойманн и наклонился, чтобы заглянуть в глаза Торопову. – Нам врать – вредно для здоровья.

            – Извините, господин штурмбаннфюрер, – вмешался водитель, – но при чем здесь здоровье? Тем более его. Разговор может идти о боли, о ее количестве, а вовсе не о здоровье. Еще раз извините, за то, что перебил.

            – Да, товарищ комиссар… – Нойманн покачал головой. – Общение с вами очень вредно отражается на дисциплине. Младший по званию перебивает меня… Но с другой стороны, он ведь прав. Я был неточен. Действительно, при чем здесь здоровье? Каждое лживое слово обеспечивает вам несколько часов боли. Несколько дополнительных часов.

            Нойманн достал из кармана спичечный коробок, взял из руки Краузе нож и несколькими уверенными движениями заточил спичку.

            – Вот, казалось бы, – сказал Нойманн, вернув нож подчиненному и взяв спичку двумя пальцами. – Что может быть проще – заточенная палочка. Не кол, заметьте, не клеммы от полевого телефона, приложенные к яичкам товарища комиссара, а всего лишь палочка. Щепка. Но какие перспективы она сулит в руках знающего человека.

            Нойманн взял Торопова за руку, тот попытался вырваться, но Краузе переставил свою ногу с груди Торопова на его горло и легонько надавил.

            – Вы еще не поняли, что от вас здесь уже ничего не зависит? – осведомился Нойманн, выпрямляя указательный палец на руке Торопова. – Совсем-совсем ничего не зависит… Да не дергайтесь вы так, можно подумать, что в вашем ведомстве такие простенькие фокусы не в ходу. Я думаю, что такая вот милая штучка – первое изобретение человека в области получения правдивой информации. Какой-нибудь питекантроп, загнав себе случайно занозу под ноготь, на всю оставшуюся жизнь запомнил ощущение, и когда ему понадобилось узнать у представителя враждебного племени, где те прячут своих женщин, воспользовался этим рычагом.

            Заточенный край спички коснулся ногтя на пальце Торопова. Нащупал плоть. Уперся в границу между ногтем и кожей.

            Торопов не видел этого, ему мешала нога Краузе, но чувствовал каждое движение руки Нойманна.

            – Не нужно… – простонал Торопов еле слышно.

            – Что?

            – Не нужно! – громче повторил Торопов. – Пожалуйста, не нужно…

            Краузе убрал ногу с его горла, дышать стало легче.