К нам подошел освободившийся от груза Саша-йог и сказал Вите:
— Теперь я могу отдать тебе акваланг. Когда тебе его занести?
Витя не успел ему ответить, как я на него набросилась:
— Какое ты имел право выдавать акваланг человеку без водолазных корочек? Хочешь, чтобы у нас были неприятности?
Но Виктор только рассмеялся:
— А ты лучше спроси его самого, зачем он его брал.
Я посмотрела на студента; слегка смутившись, тот отвечал:
— Я в нем лазил в рыбный холодильник, выгребал гнилую рыбу. Там так воняет! Я просил противогаз, его не нашлось, пришлось воспользоваться вместо него аквалангом…
В это время Славик в одних плавках и Миша Гнеденко, одетый в брюки, рубашку с длинными рукавами, в высоких сапогах и чуть ли не хирургических перчатках, залезли в лодку, оттолкнулись и отплыли подальше, чтобы вывалить испорченные запасы в море как можно дальше от берега; галдящая стая, как говорящее облако, последовала за ними.
— Представляешь, Таня, эти паразиты нас чуть не заклевали, они пикировали на нас сверху, как коршуны, готовые растерзать, и я сказал Славику: давай избавимся от груза побыстрей, пока мы еще живы! — рассказывал мне потом Миша.
Я уже представила себе настоящую хичкоковскую картину (мне как раз в этом году удалось увидеть знаменитых «Птиц» на закрытом просмотре), как Славик скромно заметил:
— Я что-то не помню, чтобы чайки на нас напали. Чайки действительно пикировали на лодку, но их интересовали не мы сами, а рыба, которую мы везли.
Но Мишино воображение победило сухую и скучную правду жизни, и я потом не раз слышала захватывающую дух историю о том, как чайки напали на людей в лодке.
Собаки же вели себя на берегу чуть ли не застенчиво: они деликатно стояли в стороне и ждали, пока кто-нибудь бросит им рыбью голову.
В отличие от них кошки никогда не выходили на пляж, а дожидались того момента, когда рыбу им подадут на блюдечке.
Как-то раз, проходя мимо кухни, я увидела замечательную картину: на столе в пристройке стоял таз с разделанной рыбой, а вокруг него в очередь выстроились наши коты и кошки; их там было пятеро, в том числе рыжий котище, живший в кустах неподалеку от домика ихтиологов. Каждый представитель кошачьей породы мягкой походкой подходил к тазу, хватал рыбешку и снова пристраивался в хвост живой очереди; к тому времени, как предыдущие четыре кошки забирали свои порции, рыбка была уже внутри, и можно было снова начинать все сначала; карусель крутилась беспрерывно. Естественно, такое зрелище не могло остаться незамеченным, и вокруг собрались восхищенные зрители; они стояли с разинутыми ртами. Кто-то из сочувствующих, давясь от смеха, сбегал за поварихой, и через минуту среди нас появилась разъяренная Ника. Громко возмущаясь, она разогнала и четвероногих воришек, и веселящуюся публику; кажется, до нее одной не дошел юмор ситуации.
— Идиоты, стоят и смотрят, как в цирке! А рыбки-то, между прочим, считанные! Их было ровно семьдесят две штуки.
За зрелище заплатите хлебом — всем, кто наблюдал за безобразием и не вмешался, уменьшу порцию. — И после этой страшной угрозы она с горечью добавила, обращаясь ко мне: — Ну почему всегда так бывает — с утра на этом же самом столе целый час лежала нечищеная ставрида прямо из холодильника, и кошки на нее — ноль внимания! А как рыба готова для сковородки, так она подходит и для кошек!
Вообще кошки, именно те хищники, чье пребывание на биостанции было под строгим запретом, вносили в нашу жизнь немало разнообразия. У присоседившейся к кухне бело-рыжечерной Мурки было четверо котят; потом трое куда-то исчезли, а оставшийся, самый хорошенький, по-сибирски серо-полосатый и пушистый, забавлял нас изо всех сил. Как-то раз была моя очередь мыть посуду, и среди нее оказалась трехлитровая банка из-под сметаны. |