По дальнему краю пляжа, перемигиваясь фонариками, прошла веселая троица — судя по звонкому смеху, это были студенты. Откуда-то издали доносились звуки гитары — наверное, в лесу за границей биостанции жгли костер. Кто-то вышел из ворот лагеря и направился к морю, освещая себе дорогу. Я сразу поняла, что это Алекс, еще до того, как он стал ходить вдоль кромки прибоя, шаря по гальке фонариком и негромко призывая: «Татьяна! Где ты?» Он прошел мимо меня несколько раз, прежде чем я отозвалась; Тошка еще до этого хотел подбежать к нему полизаться, но я еще крепче притянула его к себе и сильно сжала ему челюсти, чтобы не скулил.

Алекс, не сказав ни слова, уселся рядом со мной на остывшую гальку и обнял меня за плечи; мы довольно долго молчали, только Тошка радостно повизгивал. Наконец Алекс спросил, почему я ничего не сказала ему о чуть не убившем меня камне; в голосе его сквозила обида.

Что я могла ему ответить? Я что-то промямлила — это прозвучало неубедительно даже для меня самой.

— Ты мне не доверяешь! — сказал он.

И тут я с ужасом осознала, что где-то в глубине души — да, не доверяю! Я, естественно, все отрицала, но червячок сомнения уже зашевелился и отравил нам вечер этого и так жуткого дня. Мы посидели еще немного; поднялся ветер, я совсем замерзла и потому обрадовалась, что пора возвращаться обратно в лагерь.

Когда мы добрались до своих пятихаток, то из домика девочек высунулась заспанная Вика — в луче фонарика она смешно хлопала ресницами.

— Наконец-то ты нашлась, — сказала она. — Как тебе не стыдно! Где ты будешь спать?

Я почувствовала, как рука Алекса сжала мою талию, и ответила:

— Не беспокойся, Вика, все в порядке. Я не одна.

У порога моей хатки Алекс ненадолго оставил меня и через пару минут вернулся, уже с одеялами. Я не знала, где лучше улечься — в домике или перед входом, на свежем воздухе. Это решил за меня Алекс, сказав, что скорее всего будет дождь. Он быстро надул резиновый матрас — его положили мне на порог заботливые девочки — и устроил нам ложе на полу. Тошке, которому Ванда поручила меня стеречь, места там не хватило, и он с удовольствием улегся на мою кровать.

Хорошо еще, что вечером я его не пустила в воду!

На этот раз я совершенно позабыла, зачем мужчина и женщина ложатся вместе в постель; не успел Алекс обнять меня — матрас был полуторный, и мы могли поместиться на нем, только тесно прижавшись друг к другу, — как меня окутало ощущение покоя и безопасности. Я наконец согрелась, как будто мне передался жар его тела, и мне чудилось, что крепкая мужская грудь, как щит, отгораживает, оберегает меня от всего мира. Глаза мои сами собой закрылись, и сквозь дремоту я слышала его тихий голос:

— Знаешь, что такое полутораспальная кровать? Это когда на ней спят двое, но не муж и жена.

Уже проваливаясь в глубокий сон, я растаяла, растворилась в его нежности, в этом чувстве комфорта и защищенности; последней моей мыслью, мелькнувшей уже где-то за гранью сознания, было — даже если все будет против Алекса, я никогда не поверю, что он может желать мне зла.

Что бы ни подсказывал мне разум, я женщина — и всегда больше буду доверять чувству, чем рассудку. Хорошо, что иногда разум отключается.

17. БЕШЕНЫЕ СВИНЬИ, КОРОВЫИ ПРОЧИЕ ДИКИЕ ТВАРИ

Я проснулась от резкого громкого хлопка, который показался мне звуком выстрела. Наверное, мне в это время снился какой-то кошмар, связанный с последними событиями, и мне привиделось, что это в меня стреляет убийца. Вздрогнув, я вскочила на ноги, разбудив при этом и Алекса, и Тошку.