Изменить размер шрифта - +
Именно так ее автор, камерный поэт Иоанн Павлухин, определил жанр своего произведения. Итак - маленькая трагедия “Раскольников и Мармеладов “. Прошу.
       - Прошу, - эхом повторил Жербунов, и мы выпили.
       Брюсов сошел с эстрады и вернулся за свой столик. Двое людей в военной форме вынесли из-за кулис на эстраду громоздкую позолоченную лиру на подставке и табурет. Затем они принесли столик, поставили на него пузатую ликерную бутылку и две рюмки, прикрепили к кулисам куски картона со словами “Раскольниковъ “ и “Мармеладовь” (я сразу решил, что мягкий знак на конце слова - не ошибка, а какой-то символ), а в центре повесили табличку с непонятным словом “йхвй”, вписанным в синий пятиугольник. Разместив эти предметы, они исчезли. Из-за кулис вышла женщина в длинном хитоне, села за лиру и принялась неспешно перебирать струны. Так прошло несколько минут.
       Затем на сцене появились четверо человек в длинных черных плащах. Каждый из них встал на одно колено и поднятой черной полой заслонил лицо от зала. Кто-то зааплодировал. На противоположных концах эстрады появились две фигуры на высоких котурнах, в длинных белых хламидах и греческих масках. Они стали медленно сходиться и остановились, немного не дойдя друг до друга. У одного из них в увитой розами петле под мышкой висел топор, и я понял, что это Раскольников. Собственно, понять можно было и без топора, потому что на кулисах напротив него висела табличка с фамилией. Актер, остановившийся у таблички “Мармеладовь”, медленно поднял руку и нараспев заговорил:
       
       - Я - Мармеладов. Сказать по секрету,
       мне уже некуда больше идти.
       Долго ходил я по белому свету,
       но не увидел огней впереди.
       Я заключаю по вашему взгляду,
       что вам не чужд угнетенный народ.
       Может быть, выпьем? Налить вам?
       
       - Не надо.
       Актер с топором отвечал так же распевно, но басом, заговорив, он поднял руку и вытянул ее в сторону Мармеладова, который, быстро налив себе рюмку и опрокинув ее в отверстие маски, продолжил:
       
       - Как вам угодно. За вас. Ну так вот,
       лик ваш исполнен таинственной славы,
       рот ваш красивый с улыбкой молчит,
       бледен ваш лоб и ладони кровавы.
       А у меня не осталось причин,
       Чтоб за лица неподвижною кожей
       гордою силой цвела пустота,
       и выходило на Бога похоже.
       Вы понимаете?
       - Думаю, да…
       
       Меня пихнул локтем Жербунов.
       - Чего скажешь? - тихо спросил он.
       - Рано пока, - ответил я шепотом. - Дальше смотрим.
       Жербунов уважительно кивнул. Мармеладов на сцене говорил:
       
       - Вот. А без этого - знаете сами.
       Каждое утро - как кровь на снегу.
Быстрый переход