Никто и никогда не должен узнать правду об этой истории. Иначе близкие ей люди могут пострадать. Даже если Дейл Бретт простит жену за то, что она поддалась искушению, он никогда об этом не забудет. Вера его в Элизабет будет поколеблена, над их браком нависнет угроза. А это неминуемо скажется на детях, и семья, прежде такая крепкая и счастливая, начнет постепенно рушиться.

Лиззи такого удара не перенесет. Сестре необходимо, чтобы ее постоянно кто-то поддерживал. Она привыкла льнуть к плечу мужчины, надежного и сильного. Именно поэтому и выбрала в мужья Дейла Бреста, который был на двенадцать лет старше ее и знал — или думал, что знал, — ответы на вопросы, выдвигаемые жизнью. Этот человек был идеальным спутником для ранимой, нежной и уступчивой Элизабет.

А возможно, девятнадцатилетнюю Лиззи подтолкнуло к замужеству то обстоятельство, что как раз именно тогда у Кристин появились интересы, совершенно непонятные сестре. И она перестала жертвовать собой ради Лиззи.

Кристин никогда и ни с кем не говорила об этом. Хотя Дейл, уверенный, что всегда и во всем прав и непогрешим, раздражал ее, но она держала свое мнение при себе, считая немыслимым критиковать выбор сестры. Впрочем, если быть до конца честной, Кристин ощутила облегчение, переложив ответственность за сестру на плечи Бреста. И закрывала глаза на все, лишь бы Лиззи была счастлива.

Вопрос в том, была ли Элизабет счастлива? Если была, то с какой стати потащилась в мотель к Бену Мертону?

Кристин мучило ощущение вины за случившееся. Наверное, она поступила эгоистично, лишив Лиззи поддержки, пойдя в жизни своим путем. Если бы не это, все могло бы сложиться по-иному. И ведь она знала, насколько необходимо сестре постоянно прислоняться к сильному плечу.

Моя вторая половинка, обреченно думала Кристин. И от этого ей никуда не деться. Они как две стороны одной монетки: разные, но навеки сплавленные воедино. Смешно было бы негодовать на злой рок, уготовивший им такую участь, или обижаться на фатальную выходку природы. Но все же иногда ей становилось досадно, что Господь, задумывая их, определил одной быть сильной, а другой — слабой.

«Сталь и воск», невольно пришли ей на ум слова Кейна Мертона. Какое точное определение! И как удалось ему так быстро это разглядеть? Ведь они едва знакомы.

— Наверняка у близнецов непростые отношения.

Вздрогнув, Кристин подняла глаза. Поразительно, насколько точно угадал Кейн ход ее мыслей. Он уже покончил с супом и пристально наблюдал за ней. В тот самый момент, когда их глаза встретились, Кристин поняла: он не сомневался, что верно все угадал, и премного этим доволен. У нее закружилась голова. Каким чудом удалось ему понять то, что она таила от всего мира, не исключая самых близких людей?

Их родителей распирала гордость за своих девочек: Элизабет удачно вышла замуж, Кристин успешно делала карьеру. Но ни отец, ни мать никогда даже не заподозрили, насколько сложны взаимоотношения сестер. Мама, будь на то ее воля, до сих пор одевала бы их в одинаковые платьица, не желая признавать, что относится к ним как к прелестным куклам, а не к живым людям.

Озабоченная тем, что ненароком приоткрыла свою тайну, она медленно положила ложку. Наверное, ей лучше перейти в наступление. Настало время перехватить инициативу у противника. Очень уж пристрастно интересуется он ее отношениями с Элизабет. Пора заставить его подумать о другом, отвлечь хотя бы на время.

— Не думаете ли вы, что любые взаимоотношения достаточно непросты? — спросила она и нанесла стремительный удар, добавив: — Как вы относитесь к темным делам вашего покойного брата? Узнать о них было для вас неожиданностью?

Рот Кейна презрительно скривился.