— Меня вернули домой чувства, но не к Сиаре, а к тебе.

— Мы друзья, члены клана. Мы вместе охотились и...

Он коснулся ее руки, прерывая готовый вырваться поток слов, и буквально потребовал:

— Не отрицай того, что произошло между нами.

— Мы поцеловались. Только и всего.

— Почему ты дрожишь? — Его рука медленно двинулась по ее плечу и коснулась щеки.

— Не знаю, — сказала она.

— По-моему, знаешь.

— Между нами не может быть ничего, кроме дружбы, Кухулин, — заявила Бригид, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— То же самое говорит и мой разум. — Он погладил ее по щеке, затем легонько провел пальцами по шее.

— Тогда ты не должен трогать меня так, — прошептала Бригид.

— Моя прекрасная охотница, проблема в том, что в данный момент мне очень трудно прислушиваться к голосу разума. — Он придвинулся к ней ближе, и она почувствовала жар его тела. — Понимаешь, та часть души, которую ты мне вернула, полна страсти и жизнерадостности. Сейчас она чувствует себя молодой, сильной и очень-очень несговорчивой.

Бригид заставила себя не уступать и заявила:

— Но она успокоится, вернется на свое надлежащее место. Что тогда нам останется, Кухулин?

Он моргнул, отнял руку, шагнул назад. Она видела, как он боролся с собой, стиснул зубы и пытался успокоить дыхание.

— Мне надо идти, — отрывисто сказал воин.

Прежде чем повернуться, Ку посмотрел на стол, где лежал бирюзовый камень, судорожным движением схватил его и, спотыкаясь, пошел прочь. Воин остановился на пороге и склонил голову.

— Прости меня, Бригид, — сказал он, не глядя на нее, открыл дверь и ушел.

Кентаврийка закрыла глаза и попыталась успокоить дрожь, сотрясавшую ее тело и душу.

30

Кухулин не собирался спать, но вернулся к себе в комнату, чтобы побыть одному, подумать, заново познакомиться с... самим собой и понять, что произошло между ним и Бригид.

Он сидел на краю кровати и смотрел на умирающий свет очага. Во имя Богини, это было очень странное ощущение. Воин помнил о событиях, которые произошли за последние несколько лун. Он не забыл, что любил Бренну, и ее трагическую смерть. Потом Кухулин отправился в Пустошь к новым фоморианцам, а проход засыпало снегом. Он мог в деталях рассказать обо всем, что случилось с ними во время путешествия в Партолону, и о возвращении в замок Маккаллан. Все же брат предводительницы клана поражался этим воспоминаниям, словно они были чужеземными легендами, поведанными ему странствующим сказителем.

Самым странным оказалось то, что он чувствовал себя так, словно вот-вот взлетит от счастья. Воин налил себе кубок густого красного вина, поднес его к губам, и его руки задрожали от такой мысли. Это не было похоже на счастье, испытываемое от прикосновений Бренны, на жизнелюбие, которое Ку чувствовал каждый день, просыпаясь и зная, что мир ждет его. Кухулин ощущал скорее возможность счастья, чем само это необузданное чувство. Он не думал, что снова испытает что-то подобное. Та его часть, которая была лишена подобных эмоций, почувствовала себя по-настоящему живой, чего не было с того страшного дня, когда убили Бренну.

Он продолжал горевать о ней. Она была его потерянной любовью. Теперь воин знал, что всегда будет тосковать, оплакивать ее, но сможет продолжать жить дальше, даже снова полюбить.

Бригид!..

«Охотница встряхнула меня до самого донышка. Может, потому, что она в буквальном смысле дотрагивалась до части моей души? Была ли она права, когда сказала, что мои чувства к ней пропадут, вернутся на надлежащее место, как только я опять привыкну ощущать себя единым целым? А что было нашим надлежащим местом? За свои двадцать четыре года я соблазнил многих женщин, но любил лишь одну.