Этот магнит все время был рядом. Он был даже на поверхности. Только никому и в голову прийти не могло, что все так просто и так страшно.

Что искать врага надо не на стороне, а рядом, в самом центре событий, самого родного и близкого человека.

Наташа, конечно, знала о семье Чернова. На процессе она видела сына и жену. И ничто тогда не насторожило — семья как семья. В меру озабоченные, в меру несчастные, в меру сочувствующие. Даже прозекторский ум обвинителя не может совсем отказаться от моральных норм. Да, она видела предательство и подлость в самых разных проявлениях, самых страшных, но ведь всегда оставалась надежда — есть что-то святое на этом свете. Мать не может предать сына. Сын не может предать отца. Жена не предаст мужа…

Гул самолетных моторов вдруг стал стихать. Это заметили все, кроме Наташи. Она смотрела в окно, кусала губы и ерзала в кресле.

— Простите, вы не знаете, почему мы не взлетаем? — обратилась к ней соседка. — Вы слышите, моторы выключили.

— А? Что? — обернулась к ней Наташа.

— Мы почему-то… — сказала соседка и замолчала.

Сразу два события заставили ее запнуться на полуслове. Во-первых, она узнала Наташу, а Наташа узнала ее. А во-вторых, в салон самолета вошли сразу несколько военных и среди них — следователь прокуратуры Игорь Порогин…

ТРАГЕДИЯ

Когда Пракситель появился в мастерской, чтобы препроводить ее в театр, Лидия была уже совершенно готова.

Она доверчиво прижалась к его огромному, сильному телу и впервые за долгие месяцы переступила порог жилища.

Навстречу по улочкам неслись вприпрыжку веселые люди.

Как видно, празднество было в самом разгаре.

Еще на подходах к театру Лидия услыхала многоголосый гул.

Она понимала, что очень и очень многие явятся нынче к стенам театра, чтобы поглядеть на новую статую. Однако она представить не могла, что здесь соберется едва ли не весь город.

Гудящая толпа предстала ее взору.

Впрочем, это неудивительно. В дни празднеств, когда давали театральные представления, эллинам даже платили звонкой монетой, чтобы они не думали о работе. И люди целыми днями просиживали в театре.

Лидия невольно съежилась, представив, что могло бы произойти, если бы кто-то узнал ее.

Однако Пракситель уверенно провел ее сквозь людское скопление, и вскоре она оказалась в закутке, где актеры готовились к выходу на сцену.

Она торопливо надела маску и лишь затем позволила себе выглянуть наружу.

Амфитеатр был до краев заполнен горожанами. Слышались смех и радостные возгласы.

На ступенях возле сцены уже выстраивались рядами хористы.

Лидия почувствовала, как вяжущая тошнота подступает к горлу, и сама удивилась этому ощущению — так она не волновалась даже в тот момент, когда заносила острый кинжал над грудью убийцы Скилура.

— Лидия, — услышала она у самого уха сдавленный шепот.

Вздрогнув, она оглянулась.

Высокая фигура стояла перед нею, завернувшись в плащ. Лицо было скрыто театральной маской. В руках поблескивал фальшивый кинжал.

— Это я, Лидия, — раздался голос Праксителя, и молодая женщина поняла, что скульптор сейчас улыбается, довольный произведенным эффектом. — Как я смотрюсь в этом обличье?…

— Ты напугал меня…

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Осталось совсем немного… Погляди, чем мне предстоит заколоть тебя!..

Хор взревел. Представление начиналось.