СЦЕНАРИСТ. Это обнадёживает. Но пасаран!

Символически вскидывает сжатую в кулак руку. В кулаке — огрызок от яблока.

Актриса возвращается к кровати, садится рядом с актёром. Долго и странно смотрит ему в глаза.

ОНА. Сергей Сергеич, зачем меня обижать? Разве я ведьма?

Её рука забирается партнёру под халат, производит там некие манипуляции. Тот молчит и слегка подрагивает, заворожённый.

ОНА. Любовь моя к вам порочна и безнадежна… душа моя мечется и рвётся из сетей… оттого и больно — вам, мне, всем… возьмите же взбалмошную дикарку, она давно ваша…

Мужчина и женщина сплетаются взглядами, словно беседуя мысленно о чём-то тайном, одним им ведомом.

ОН (вдруг кряхтит, разрушая идиллию). Я готов!

РЕЖИССЁР (мгновенно). Звук, свет — быстро!!!

Вспыхивают юпитеры. Герои фильма сбрасывают халаты.

РЕЖИССЁР. Ну, ребятки… Мотор!

Слетает на пол покрывало, обнажается постель — розовая-розовая, вся в пене кружев и бантов. Сорвано одеяло. Загорелые тела отлично гармонируют с цветом простыни, но особенно впечатляют незагорелые участки человеческой плоти; в этом контрасте — настоящее эстетическое пиршество… Любовные игры доводят градус эпизода до максимально возможных значений. Это плазма. После долгой разлуки влюблённые буквально сгорают в нетерпении.

Павильон взрывается музыкой: пошла подтанцовка.

Девушки в перьях располагаются, как задумано балетмейстером — одна в изголовье кровати, другая в ногах. Третья (солистка) свободно перемещается в пространстве декорации. Их движения синхронны, выверены, экспрессивны.

Героиня поворачивается набок — к партнёру спиной, — сгибает ногу в колене, открываясь объективу во всех анатомических подробностях. (Заодно прячет от кинокамеры дырочку на пятке и ползущую от неё «стрелку».) Впрочем, прелестная картинка недолго радует зрителя: герой, хозяйски просунув ладонь, прикрывает её. Ладонь, как котёнок, — ластится, живёт собственной жизнью. «О, милый…» — беззвучно шевелятся губы героини. Тогда герой убирает руку, прекратив пытку, чтобы тут же ввести в композицию новый элемент. Секундное усилие — и скептикам продемонстрировано, насколько убедительна у него эрекция! Героиня охает, с наслаждением принимая удар. Она шепчет, шепчет что-то неразборчиво-нежное… Оператор деловито перемещается вокруг, агрегат на его плече мерно стрекочет.

РЕЖИССЁР. Митя, крупно!

Розовая, распахнутая настежь композиция пульсирует, дышит, ждёт. В цвете — на плёнке шосткинского химкомбината «Свема» — это будет смотреться просто гениально. Герой начинает размеренно двигать тазом, подстраиваясь под музыку; его руки неистово мнут выпяченные напоказ груди Чмок, чмок, чмок — вот настоящая музыка любви, а вовсе на та, что сотрясает динамики.

Ритм эпизода задан.

Танцовщицы по-своему повторяют и размножают всё, что происходит в постели. Шаманские пляски…

Героиня покоряется общему танцу: всем туловищем ловит движения партнёра, впитывает их неудержимую мощь

Глаза её закрыты, на лице блаженство — в точном соответствии с художественным замыслом.

РЕЖИССЁР. Больше чувства! Дайте мне чувство!

Актёр даёт чувство, стремительными толчками пронзая пространство кадра:

СЦЕНАРИСТ (вцепившись в поручни пальцами свободной руки). Моя лучшая сцена… Вершина… Разговор с вечностью…

ДИРЕКТОР СТУДИИ (умоляющим шёпотом). Эдичка, дай бинокль! Хоть на минуту! Козёл очкастый, что ж ты за жмот?..

Героиня, издав хриплый вопль, бьётся в объятиях главного героя.