Я эту отцовскую историю пересказал в книжке, которую назвали «Нож великого летчика» — не мог, понимаете, удержаться, чтобы вами с ней не поделиться. Кто хочет, найдет эту книжку, чтобы узнать, в чем там было дело, а сейчас я просто скажу, что их было трое, друзей-одноклассников, Ленька Болдин, Димка Батюшков и Юрка Богатиков, а ещё к ним на выручку пришел парень старше них, ему тогда было лет пятнадцать, которого все называли «Седой». Его так называли не потому, что его фамилия была Седов, а потому что у него была огромная седая прядь — он поседел, когда у него на глазах погиб его отец. Утонул, понимаете. Седой был из тех ребят, к которым в отцовские времена относились как к королям дворов, хотя его-то чаще называли не королем, а Принцем — вроде, такой кличкой наградили его девчонки, которые чуть не все повально были в него влюблены. Да, сами за ним бегали, хотя, по рассказам отца, красотой он не отличался, но зато в нем какая-то особая устойчивость была и несгибаемость. Из тех парней, которых ничем не прошибешь, если они что-то считают правильным. И был он принцем заколдованного королевства в несколько кварталов, находившимся между Лефортово, Крутицкими казармами и Крутицким теремком и Первым Шарикоподшипниковым, близ набережной Яузы. Узнав, во что вляпались «Три Ботфорта» — такое прозвище придумали себе отец и его друзья, потому что все их фамилии начинались на букву «Б» — он только присвистнул и пришел им на помощь.

С тех пор нам с Ванькой очень хотелось услышать новые рассказы про Три Ботфорта и Седого — но отец только отмалчивался и отшучивался, вплоть до того погожего осеннего дня…

В тот день, как я сказал, мы с Ванькой сидели дома, потому что врачи сказали, что нас лучше выдержать несколько дней. Во-первых, мол, мы могли слишком сильно простудиться, как бы, мол, бронхит в воспаление легких не перешел, а во-вторых, мол, у нас может быть нервный шок, после того как меня с моим братцем одни сволочи попытались убить, за компанию с одним из людей Степанова, чуть не лучшим его «контролером». Ну, тут врачи загнули, никакого нервного шока у нас и в помине не было, тем более, что Степанов вовремя пришел к нам на помощь. Но, конечно, Брюс нам здорово подсуропил, стащив то бриллиантовое кольцо, сорочья его порода!.. Все, однако, обернулось к лучшему.

В общем, мы сидели дома и думали, чем бы заняться. Я бы с удовольствием поплотничал, да и Ванька тоже (кто знает про наши приключения, тот вспомнит, что в то время наша роскошная собственная лодка ещё не была доведена до конца), но нам было строго-настрого запрещено соваться в мастерскую: мол, если мы заработаемся и вспотеем, то наша простуда может обостриться. Однако, в нашем огромном доме и без того находилось, чем заняться. Сначала мы странствовали по всем его комнатам, играя в крестовые походы и звездные войны (нам было велено играть только в тех комнатах, в которых уже работает отопление, но тут мы немного наплевали на запреты взрослых), а потом мы устроились в нашей комнате и стали придумывать новую игру. Мы решили сделать себе такую настольную игру, которой ни у кого больше не будет, и, взяв за основу «Монополи» и «Великого сыщика», расстелили на столе большой лист ватмана, достали краски и фломастеры и принялись спорить, о чем должна быть эта игра. Мы бы, конечно, сделали игру по «Властелину колец» Толкиена, но мы знали, что такая игра уже существует, и не хотели повторяться. Вот я и настаивал, что игру надо делать по Фенимору Куперу и назвать её «Прерия» или «Кожаный Чулок», а Ванька с пеной у рта доказывал, что надо делать «Пиратов» — это, мол, интересней всего. В итоге, мы подкинули монетку, и Ваньке, как всегда, повезло (мой братец вообще везучий): вышло, что мы будем делать «Пиратов». Вот мы сначала и разрисовали весь лист ватмана, придумывая клеточки поинтереснее, а потом стали делать карточки, которые нужно тянуть, когда попадаешь на одно из четырех полей «Шанс».