— А что такое? — недоуменно спросил Димка.

— Да ещё соседи по очереди углядят… Не хочется, чтоб они видели, как мы побитыми убираемся несолоно хлебавши. Неприятно будет их взгляды ловить, а если ещё с вопросами прицепятся… — Юрка поежился. Он вообще был горд и, представляя себе унизительную ситуацию, как он, только что с независимым видом стоявший в очереди вместе со всеми, побредет мимо запомнивших его людей, пряча взгляд и прикрывая расцарапанную щеку, и придется отвечать на их вопросы и выслушивать их сочувственные охи и ахи, мол, мальчик, это ж надо в милицию заявлять, до чего ж бандитизм всюду, а то и нравоучительные реплики, что, вот, детям здесь делать нечего, и куда родители смотрят, а может, и родители из этих, из зажравшихся, раз детям валюту дают, небось (это уже шепотом) из «слуг народа», которые через партийные кормушки все имеют, а не из тех, которые своим горбом каждую валютную копейку добывают, и у таких-то, конечно, государство восемьдесят процентов валютных заработков себе в карман не списывает, вот они и могут деткам на карманные расходы выдавать… — да, представляя себе все это, Юрка чувствовал, что готов сквозь землю провалиться от обиды и стыда.

— А вы топайте через этот двор, — предложил мужичок. — Вон туда, чуть наискосок, потом два сквозных прохода через соседние дворы — и как раз выскочите к метро «Белорусская».

Ребята так и сделали. Юрка шел угрюмей некуда, Ленька и Димка двигались у него в кильватере, не решаясь заговорить. Да и о чем говорить было?

— Послушайте, — Юрка вдруг обернулся. — Ведь так хорошо все было, но меня с самого начала… вроде как что-то кололо. А у вас не было этого… ну, предчувствия беды, что ль, предчувствия, будто что-то сгущается?

— Не знаю, — несколько растеряно ответил Димка. — Мне-то с самого начала было не по себе. Я только жалею, что мы вместе с тобой не пошли. Застолбили бы место в очереди, да и отправились бы втроем. Отбились бы!

— Да я, может, и сам бы отбился, если б… — Юрка махнул рукой. — А потом, если б мы пошли втроем, их могло бы быть не трое, а пятеро или шестеро. Верно этот мужик сказал, они нас пасли и момент ждали…

— Да как же они могли ждать момент… — начал Ленька — и осекся.

— А вот так! — не очень вразумительно, хотя и с очень красноречивой интонацией ответил Юрка.

И друзья опять замолчали. Леньку мучила одна мысль, но он не решался её высказать. Всю дорогу — а они поехали домой через кольцевую линию, не став в итоге делать пересадку ни на «Курской», ни на «Таганской» (им обе станции подходили), а выйдя на «Курской» и сев на трамвай — они почти не разговаривали, и лишь сойдя с трамвая, отпевшего своими звоночками на нужной им остановке, принялись обсуждать, что делать дальше.

— Пойдемте ко мне, — предложил Димка. — И у тебя, Юрик, и у тебя, Ленька, можно на предков нарваться, расспросы начнутся, объяснения придется давать. А у меня спокойно, никого нет. Отдышимся — и ещё придумаем, как твою разукрашенную рожу объяснить.

— Да, пожалуй… — кивнул Юрка. — Пожалуй, так будет лучше всего.

И они направились к домику Димки. Димка, тихо отперев дверь, быстро на случай, если родители все-таки дома — провел друзей через квартиру в свою лабораторию.

— Вот! — сказал он, когда вся троица оказалась в захламленной комнатке. — Можно перевести дух. Здесь нас никто не достанет. Еще пожрать бы…

— Да, — согласился Ленька.