Майтрея подойдет ко мне. Может, я опять встречу в автобусе того человека. Может, это не просто так.

 Вскоре стали подъезжать автобусы. Я огляделся, с надеждой в глазах всматриваясь в лица других таких же,

 как и я, страдающих угрюмых пассажиров, но его не заметил. Поднялся наверх. Результат тот же. Ни одного

 бородатого. Никого похожего на просветленное существо. Мужчин было много, но того, кто мне нужен, среди

 них я не нашел.

 Автобус ехал долго, часто делал остановки. К тому времени, как мы свернули на улицу, идущую параллельно

 Роуман-роуд, от которой до моего дома добираться всего несколько минут, я остался в салоне один. Сидел

 один-одинешенек на верхнем этаже автобуса, темной ночью, и смотрел в окно.

 На перекрестке автобус затормозил. Я спустился вниз и спрыгнул на дорогу. Решил остаток пути пройти

 пешком. Последние полчаса убедили меня во многом. Во-первых, я усвоил раз и навсегда, что я сам по себе.

 Что Майтреи не существует. Что тот мой попутчик в автобусе был самый обычный человек. Что все это я

 сделал сам. Нет никого великого промысла. Я сам отвечаю за свои поступки.

 Я зашел в бар, где продавали спиртные напитки навынос, купил бутылку вина и пошел домой, с содроганием

 думая, что сегодня вечером мне еще все-таки придется выяснить, сколько стоит авиабилет до Техаса.

 Да, и не забыть отправить факс агенту Сары Брайт-мен.

 В тот вечер я сделал себе ванну и долго, очень долго в ней лежал. Вылезать не хотелось. У меня было такое

 чув-ство, что, пока я в ванне, мне ничто не угрожает. В ванной нет ни телефона, ни Интернета. Никакие

 возможности, одолжения, просьбы не проникнут сквозь закрытую дверь. Я в теплом парном коконе. Увы,

 теперь я уже был не тот Согласный, что в свою лучшую пору... Тогда у меня было время только на то, чтобы

 принять душ. Я все время бежал из дому, стремился находиться по другую сторону двери, выискивая

 возможности ответить на что-то согласием и хватая их обеими руками.

 В ванную с собой я взял свой дневник. Хотел еще раз вспомнить все, что произошло со мной за последние

 месяцы. Проанализировать свои поступки. Оценить их. Понять, стоят ли результаты моих усилий, ведь мне еще

 целый месяц дакать. Способны ли они вдохновить меня на еще одну поездку на другой конец света. Я лениво

 листал дневник, страницу за страницей, перечитывая записи, сделанные в июле, в августе, в сентябре.

 Интересно, что скажет на это Иан в конце следующего месяца, в канун Нового года, когда мы будем сидеть с

 ним вдвоем, только он и я, в том же самом пабе, где я поведал ему про своего попутчика в автобусе. Что он

 подумает, когда я объясню ему, чем занимался в октябре... чему научился в ноябре...

 Конечно, кое о чем он уже знал — про лотерею, про Амстердам, про мое незаслуженное повышение, про то,

 что я стал уважаемым священником и никудышным изобретателем. Но многое ему еще было неизвестно. Про

 мои новые впечатления — про людей, с которыми я познакомился, про места, которые я посетил. Про то, что я

 сделал. Про мои изменившиеся привычки. Про те мои поступки, которые при обычных обстоятельствах я не

 совершил бы ни за что. Иан знает меня хорошо, но и для него многое из этого станет сюрпризом. Как стало

 сюр-призом для меня самого. Я вдруг почувствовал гордость за Иана. Он всегда был мне поддержкой и опорой.

 Друг на все времена. Он столько знает обо мне хорошего и плохого, что давно мог бы проучить меня, но ведь

 не проучил.