— Не надо слишком усложнять. Все равно они сейчас уходят. Не думаю, что у нас из-за них будут какие-то неприятности.

Римлянин и Зара наблюдали за уходом четверых человек. Они шли смущенные, в изумлении, которое совсем скоро должно было смениться радостью и весельем.

— Мы все обязаны выполнять свой долг, господин. И я считаю, что защита народа от ужасных последствий разнузданного суеверия — это чрезвычайно важная и почетная обязанность, господин, — изрек римлянин, стоя по стойке «смирно».

— Прекрасно. Итак, следует ли нам поговорить с твоими людьми?

— Всадники? — спросил Петр. — Ну вот, наконец-то они и добрались до нас. Что будем делать? Сдадимся или будем драться? Ах, да что тратить силы попусту!

— На одной из лошадей — женщина, — приглядываясь, произнес Фаддей. — Нет, это девочка. Погодите, да не та ли это девочка, что…

Подъехало восемь мужчин и восемь женщин. Четверо мужчин помогли девочке спешиться. На ней был красный плащ, волосы распущены. Все, кроме нее, равнодушно взирали на беспорядок деревенского двора — на неубранный навоз, на одинокого петуха, хриплые крики которого были не более чем пародией на петушиное пение (Петр теперь его словно не замечал), на гниющие доски, когда-то приготовленные для ограды, так и не построенной, на сорную траву и разбросанные повсюду кости, мусор.

— Думаю, вы меня знаете, — сказала девочка, войдя в дом. — Я была среди женщин, которые следовали за ним. Теперь меня забирают обратно. Но и я беру с собой его слово, его благую весть.

— Мы никогда не были хорошо знакомы с тобой, — сказал Петр. — Вы все держались на расстоянии. Женщины отдельно от мужчин — так это было.

— Перед вами принцесса Саломея, дочь тетрарха Филиппа, приемная дочь тетрарха Ирода. Теперь по приказу прокуратора Иудеи я должна возвратиться во дворец и занять подобающее мне место. В Галилее. Но и он будет в Галилее.

— Поверю, когда увижу, — устало произнес Фома. — Стало быть, эти явились не затем, чтобы нас арестовать?

— Нет, но вам лучше покинуть Иудею. Он сказал, что вы должны уезжать немедля.

— Он? — нахмурился Иаков-меньший. — Что ты имеешь в виду, говоря «он»?

— Я видела его.

Мужчины из ее свиты учтиво согнулись в поклонах, с сомнением разводя руками, пожимая плечами и восклицая: «Ах!» Женские видения, грезы, фантазии, женская восторженность…

— Можете не верить, если не хотите. Он явился мне там, где мы останавливались. На рассвете, этим утром. За час до того, как меня забрали. Я единственная не спала. Знаете, у меня было чувство…

— Предчувствие? — произнес Варфоломей, устало прикрыв глаза.

— Не знаю, как правильно сказать. Но это был он — его лицо, его голос. И еще… его руки и ноги, какими они были во время… когда его снимали с…

— Ты не ошибаешься? — спросил Петр.

Саломея кивнула:

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Его мать должна была сообщить вам об этом, но сейчас она уже на пути в Назарет. Или же моя сестра, как я ее теперь называю. Та, что раньше была обычной блудницей, а потом венчала его на царство. Но только не девчонка, вы думаете, которая танцевала для своего приемного отца, чтобы получить от него награду для своей матери.