— А, я еще должен был с ним нянчиться! — мрачно отозвался супруг.

— Родного моего брата прогнал, представляете? — жалуется Сиракова.

— Мне не нужны в доме бандиты, — отрезал супруг.

— Когда он был тут, как он вел себя? — спрашиваю.

— Тут! — восклицает Сираков. — Никогда он тут не был. Я только увидел, как он входит, и сразу же велел отправить его на чердак.

— Да, так он и сделал, представляете? — подтверждает хозяйка. — У дочки моей, Лиды, наверху мастерская, и он, мой муж, заставил брата ютиться в комнатушке возле мастерской!

— Я не "твой”, пойми же наконец! — почти заревел Сираков.

— Ладно, ладно, — успокаиваю я его, — этот вопрос вы уточните наедине. — Потом, обращаясь к супруге: — Но у вас, надеюсь, были хотя бы какие-то разговоры с гостем?

— Ну как же не быть. Брат же.

— Да, это обстоятельство вы уже подчеркивали. Скажите лучше, о чем вы разговаривали?

— Да разве я помню, товарищ…

Женщина беспомощно глядит на меня печальными глазами.

— Вспоминал ли он что-нибудь о Таневе? — пытаюсь я помочь ей.

— Вспоминал ли! Еще бы ему не вспоминать. Только о том и говорил: как узнать, где прячется Танев?

— Где прячется Танев? — повторяю.

— Ну да, где прячется. Говорил, что Танев должен ему с того времени деньги, а сейчас, когда узнал, что Иван вышел из тюрьмы, он скрылся, чтобы не отдавать долга.

— Долга! — вмешивается Сираков, пренебрежительно махнув рукой. — Они краденое делили. Знаю я их, оба — гангстеры!

— Ну а дальше? Узнал ваш брат в конце концов, где скрывается Танев? — обращаюсь я снова к хозяйке.

— Нет, ничего он не узнал. Сумел только найти Илиева. Его бывшего шофера. И уже на другой день перешел к нему.

— Значит, в сущности, вы не прогоняли Медарова? — спрашиваю Сиракова.

— Нет, в буквальном смысле слова я его не выталкивал. У меня натура тонкая. Деликатная. Но я изгнал его своей ненавистью, молчанием, презрением, благородством духа, возвышающегося над этим пигмеем!

— Гм… Ну, все-таки это кое-что.

— Да. Хотя, если придерживаться библейского закона, следовало его уничтожить…

— Избегайте библейских законов, — советую я. — С некоторых пор они утратили свою силу.

— Следовало его уничтожить, — повторяет хозяин, — как он некогда уничтожил философа Косту Сиракова. Присутствовать при этом грандиозном процессе, который совершается сейчас в нашей жизни, и не принять в нем участие, представляете себе, каково мне?!

— Почему не в состоянии? — удивляюсь я. — Что же мешает вам?

— Как что мне мешает?! А в каком качестве я приму участие в историческом процессе? В качестве счетовода?!

— Все мы не можем писать шедевры, — говорю я примирительно, — иначе кто же останется, чтобы их читать?

— Все не могут, — соглашается хозяин. — Но я мог. Вот посмотрите!..

Тут он протиснулся между креслами, разрыл кучу старых журналов, валявшихся под столиком, и с триумфальным жестом вытащил на свет пожелтевшую измятую рукопись. Рукопись была довольно тонкой. Сираков поднял ее и прочитал с дрожью в голосе:

— "Декарт, или Соединение материи с духом"…

— Хорошо-хорошо, — поспешил я прервать его, пока еще было время.