звезды вокруг него оставались постоянными от вспышки к вспышке,  когда  он

косился  мимо  своих  ступней  на  миллион  импульсов  Южного   Креста   и

Треугольника; один раз на высшей точке шага он рискнул на столетие поднять

взгляд и увидел, что  Большая  и  Малая  Медведицы  странно  вытянулись  в

сторону от Полярной звезды, но ведь, сообразил он, Полярная звезда тут  на

полюс не указывает, и  подумал,  снова  опуская  взгляд  на  свои  бегущие

ступни: "Я иду домой к Полярной звезде! Домой!" Он утратил память  о  том,

где был, какие существа - люди, инопланетяне или неведомое нечто  -  вдруг

возникали перед ним в невозможный момент пребывания там,  где  он  не  мог

быть; перестал видеть проблески миров вокруг: каждый проблеск - новый хаос

тел, форм, стен, красок,  ландшафтов;  одни  задерживались  на  протяжении

вздоха, другие мгновенно менялись: лица, руки, ноги,  предметы,  бившие  в

нет, ночи, сквозь которые он  проходил,  темные  или  озаренные  странными

светильниками, под крышами и не под крышами, дни,  вспыхивающие  солнечным

светом, бурями,  пылью,  снегом,  бесчисленными  интерьерами,  импульс  за

импульсом снова в ночь; теперь он опять был на солнечном свету в  каком-то

помещении. "Я наконец-то уже близко, - думал он. - Ощущение изменяется..."

Только надо замедлиться, проверить - этот камень у его  ног  остается  тут

уже некоторое  время,  и  он  хотел  рискнуть,  перевести  взгляд,  но  не

осмеливался; он слишком устал, и скользил, и  терял  власть  над  телом  в

старании одолеть беспощадную скорость, которая не давала ему  замедлиться;

и он ранен - что-то его ударило там, что-то они сделали, он не  знал,  что

где-то там, в калейдоскопе лиц, рук, крючьев, палок,  столетий  кидающихся

на него существ, а его  кислород  на  исходе,  но  не  важно,  его  должно

хватить, ведь он идет домой! Домой! Если бы он  только  мог  погасить  эту

инерцию, не сбиться с исчезающего пути, соскользнуть,  скатиться,  съехать

на этой лавине домой, домой... и гортань его выкрикнула:  ДОМОЙ!  Позвала:

Кейт! Кейт! Кричало его сердце, а легкие почти совсем отказывали,  а  ноги

напрягались, напрягались и  слабели,  а  ступни  цеплялись  и  отрывались,

удерживались и соскальзывали, а он клонился, молотил  руками,  пробивался,

проталкивался в ураганном временном потоке через пространство, через время

в конце самой длинной из самых  длинных  дорог  -  дороги  Джона  Делгано,

идущего домой.