— Спасибо, Поппи, — благодарит Элизабет. — Что бы я без вас делала?

— Ну вот, они вносят страховой депозит миллионов на десять надежному посреднику, — продолжает Дуглас. — Как залог доверия.

— А посредник — Мартин Ломакс?

— Да, они все ему доверяют. И ты доверилась бы, если бы познакомилась с ним. Удивительный парень: злодей злодеем, но надежный. Среди злодеев редко найдешь такого, на которого можно положиться. Сама знаешь.

Элизабет кивает.

— Так что, у него полный дом налички?

— Бывают наличные, бывает и более экзотический товар. Бесценные полотна, золото, бриллианты, — говорит Дуглас.

— Один узбекский наркоторговец заложил первое издание «Кентерберийских рассказов», — вставляет Поппи.

— Любое ценное имущество, — кивает Дуглас. — Он хранит его в комнате-сейфе в собственном доме. Если сделка проходит благополучно, Ломакс возвращает заклад, и его нередко используют повторно. А если срывается, заклад уходит на компенсацию.

— Полагаю, это хранилище достойно внимания, — говорит Элизабет.

— Уверен, что в любой момент там найдется полмиллиарда наличными, столько же в золоте и драгоценностях, в похищенных полотнах Рембрандта и в китайском нефрите стоимостью в миллионы. И все это — в нескольких милях от Винчестера, представь себе.

— Откуда вам все это известно?

— Мы несколько раз побывали в этом доме, — объясняет Поппи. — Установили в стенах микрофоны, в светильниках — камеры.

— Ну ты знаешь все эти трюки, — добавляет Дуглас.

— И в хранилище?

— В эту комнату попасть ни разу не удалось, — качает головой Поппи.

— Но там и по дому много чего раскидано, — говорит Дуглас. — Когда я туда вломился, на бильярдном столе лежала картина Ван Эйка.

— Ты вломился?

— Не без помощи, разумеется. Помогали Поппи и паренек из Особой лодочной службы.

— Вы тоже взломщица, Поппи? — обращается Элизабет к сидящей на подоконнике и болтающей ногами девушке.

— Я просто оделась в черное и делала что велят, — отмахивается Поппи, устраиваясь поудобнее.

— Что ж, в этом — вся суть секретной службы, — кивает Элизабет. — Итак, вы двое и некий участливый друг вломились в дом, до отказа набитый сокровищами?

— Точно, — говорит Дуглас. — Просто чтобы осмотреться немножко, понимаешь? Прикинуть, что к чему, снять пару кадров и смыться, пока никто не узнал. Мы с тобой сто раз такое проделывали.

— Понимаю. Но при чем здесь квартира со старыми креслами и запертой спальней, а главное — предложение бывшей, к великому счастью, жене поработать твоей нянькой?

— Вот с этого момента, честно говоря, у меня и начинаются маленькие проблемы. Ты готова?

— Валяй, Дуглас, — говорит Элизабет, в упор разглядывая его. Огонь в глазах совсем не померк. Тот огонь, который наводил ее на совершенно безосновательные мысли о мудрости и обаянии. Тот огонь, который заставил ее отправиться к алтарю с мужчиной на десять лет моложе и пожалеть об этом уже через несколько месяцев. Тот огонь, который довольно быстро превращается в свет маяка, предупреждающий о близости рифов.

— Могу я сперва уточнить? — спрашивает с подоконника Поппи. — Пока мы все не рассказали.

— Конечно, дорогая, — разрешает Элизабет.

— Как много здесь о вас знают? Полагаю, немало, судя по досье?

— Кое-что знают, да, — признает Элизабет.