— Флирта?.. Но я не… даже не… О, да как вы смеете! — Она сердито топнула ногой, лихорадочно подбирая слова в надежде объяснить, что поступками мужчин весь вечер руководили только самые добрые и чистые намерения. Упреки Рамона были настолько беспочвенны, что в отместку девушка решила бросить свои, вдобавок безумное раздражение толкало ее к весьма опрометчивым заявлениям. — Ваши слова многое объясняют, сеньор, — ехидно заметила она, — теперь я понимаю вашу привязанность к сеньоре. Очевидно, с ней вы чувствует себя в безопасности и твердо уверены, что ваши знаки внимания не будут превратно истолкованы!

Не успев договорить, Тина ощутила жаркую волну стыда и приготовилась к самой бурной реакции на свою наглость. Но Рамон ошарашил ее, ответив так спокойно, что весь сарказм его слов девушка уловила лишь через пару секунд.

— Сеньора, должен согласиться, не ребенок, прикидывающийся взрослой женщиной… — Испанец выразительно кивнул в сторону Тины.

Сердце у девушки упало. Этот жестокий выпад больно ранил ее душу.

— Я пыталась сказать вам, но вы не хотели слушать…

От возмущения Рамон даже попятился.

— Могли бы попробовать еще! В лесу, например, когда я сделал все, что мог, стараясь облегчить вам признание.

Тина потрясенно уставилась на него:

— Вы сказали Инес, что все знаете! Значит, это была правда? Но откуда?..

— Я никогда не лгу, сеньорита, — гневно оборвал он ее, — предоставляю это занятие вам, как-никак вы в нем изрядно поднаторели!

Чуть не плача, Тина с жаром возразила:

— Но вы солгали! Вы сказали Инес, будто я сама рассказала вам о своем обмане, хотя ничего подобного я не делала, сеньор.

Рамон быстро шагнул к Тине и схватил ее за плечи:

— Вы что, не помните о своих ночных кошмарах? — требовательно спросил он и умолк, ожидая ответа, но девушка поглядела на него с таким изумлением, что гнев, бушевавший в голубых глазах, слегка поугас, хотя опасные искорки еще мерцали в глубине зрачков. — В ту ночь, когда мы делили одну хижину в деревне Гуахарибос, вас мучили кошмары, — пояснил Рамон. — Вы разбудили меня криком, зовя своего отца, а когда я попытался успокоить вас, стали рассказывать о своем детстве и паническом страхе перед джунглями. Кроме того, вы объяснили причины, заставившие вас отправиться в эту экспедицию и обмануть меня.

Тина стояла, вспоминая, какое облегчение и спокойствие принесли ей той ночью ласковый голос и нежные руки. Она-то считала все это сном… А сейчас в памяти вспыхнуло воспоминание о том ночном поцелуе, и все стало на место. Это губы Рамона тихо коснулись ее лба.

Видя, что девушка стоит оцепенев от такого открытия, сеньор продолжил:

— Оценив благородство побуждений, я решил закрыть глаза на ваш обман, но более всего хотел, чтобы вы добровольно рассказали мне все, что я услышал от вас во сне. Я надеялся поговорить с вами об этом, помочь вам пройти суровые испытания, коим вы себя подвергли, но вы продолжали лгать, изворачиваться, отталкивать меня, — он надменно встряхнул головой, — и даже посмели обвинить в покушении на права другого мужчины!

Тина подняла на него глаза и с удивлением увидела мучительную боль, вдруг отразившуюся во взгляде. Невольно, совсем не думая о последствиях, она выдохнула:

— О нет, Рамон… — и нежно провела пальчиками по каменно-твердой линии его крепко сжатых губ.

На мгновение он замер, но когда, ошеломленная собственной дерзостью и безрассудством, девушка отдернула руку, схватил ее и притянул к себе со сдавленным стоном человека, чье терпение окончательно истощилось. И стоило их телам соприкоснуться — как с неистовой страстью, сметающей все преграды, Тину захлестнула волна чувств, так что любые ее попытки подавить в себе любовь к Рамону стали просто смешны.