Таким образом, благодаря этому своему достоинству Монссон получил возможность в полной мере оценить кулинарные таланты Унды вместо того, чтобы мрачно, в одиночестве ужинать в какой‑нибудь дешевой забегаловке. Монссон был порядочным обжорой, но вместе с тем очень привередлив и умел получать наслаждение от хорошо приготовленной пищи.

Он с удовольствием съел несколько покрытых хрустящей корочкой ломтиков оленины, поджаренных с яичницей‑болтуньей, такой же пышной, как и та, которую он обычно сам себе готовил, а когда на столе появилось блюдо с золотисто‑коричневым рябчиком, наклонился вперед и жадно вдохнул аппетитный аромат.

– Это просто чудо, – сказал он. – Где вам удалось раздобыть такую замечательную вещь в это время года?

– У моего брата, который живет в Каресуандо, – ответила Унда. – Он ходит на охоту. Кстати, оленя нам прислал тоже он.

Рённ передал Монссону вазочку с желе из морошки и сказал:

– У нас в холодильнике лежит целый олень. С прошлой осени.

– Надеюсь, без рогов и копыт, – сказал Монссон, и Матс, которому разрешили сидеть за столом, громко засмеялся:

– Ха‑ха! Рога нельзя есть. Их надо отрубить.

Монссон взъерошил малышу волосы и сказал:

– Ты умный мальчик. Кем ты собираешься стать, когда вырастешь?

– Пожарным, – ответил малыш.

Он спрыгнул со стула и гудя, как пожарная машина, исчез за дверью.

Рённ воспользовался возможностью и рассказал Монссону об исчезнувшей пожарной машине.

– А под оленем ты искал? – спросил Монссон.

– Я везде искал. Она бесследно исчезла.

Монссон вытер губы и сказал:

– Этого не может быть. Мы обязательно ее найдем.

Расправившись с едой, они перебрались из кухни в гостиную. Унда сварила кофе, а Рённ достал из бара бутылку коньяка.

Матс в пижаме лежал на полу перед телевизором и с интересом наблюдал за группкой торжественно восседающих на полукруглом диванчике людей, которые о чем‑то спорили. Молодой человек с важным выражением лица сказал: «Я считаю, что следует запретить или всячески затруднить разводы тем супружеским парам, у которых есть дети, поскольку такие дети окажутся в большей опасности, чем остальные, и легче смогут попасть под влияние алкоголя и наркотиков…» и превратился в светящуюся точку, потому что Рённ выключил телевизор.

– Чушь собачья, – сказал Монссон. – Возьмите, например, меня. Я не видел моего отца сорок лет. После того, как мне исполнился год, мать воспитывала меня одна и со мной ничего не приключилось. Я хотел сказать, ничего серьезного.

– Ты что, разыскал своего отца через столько лет? – спросил Рённ.

– О Боже, нет. – ответил Монссон. – Зачем? Нет, мы встретились случайно в винном магазине на Давидсхалсторг. Я в то время был сержантом.

– Как это было? – спросил Рённ. – Что ты при этом почувствовал?

– Ничего особенного. Я стоял в очереди, а в соседней очереди был он, седой, почти такого же роста, как я. Он подошел ко мне и сказал: «Добрый день. Я ваш отец. Я много раз хотел заговорить с вами, когда видел вас в городе, но как‑то не решался».. Потом он сказал: «Я слышал, что ваши дела идут неплохо».

– И что же ты ответил?

– Я совершенно не знал, что ему сказать. Ну, тогда старик протянул свою руку и сказал: «Йёнсон». «Монссон», – произнес я, и мы обменялись рукопожатием.