– Да, завораживающий.

– Почему же ты не остался на Востоке?

– По правде сказать, я чувствовал себя там не совсем уютно. Решил вернуться. Дома лучше.

– Да, безусловно.

– Где родился, там и пригодился.

– Да.

Наверное, это праздные мысли, думала Мэвис, но почему он такой… толстый, такой важный, как восточный вельможа, и такой старый. Ни дать ни взять, мой пожилой дядюшка.

– Я сильно располнел со времени нашей последней встречи?

– Ну что ты.

– А ты совсем не изменилась.

– Выцвела.

– Но от этого стала еще краше.

– Как старая занавеска.

– А я и в самом деле стал толстяком.

Она потерпела поражение, думал он, годы монотонной жизни выпили из нее силы. Мы оба устали, у нас нет энергии для настоящего общения, мы все время настороже, потому что боимся новых ран и новых пут. Пробуждаем друг в друге лишь досаду и разочарование.

– Ты не пробовал сесть на диету?

– Нет, на старости лет предпочитаю сибаритствовать.

Ну совсем как шар, думала она, даже голова – и та будто распухла, а глаза блеклые, рыбьи, и вместе с тем красные. Наверное, любит не только еду, но и рюмочку.

– Значит, ты думаешь продать Вальморан?

– Пожалуй. – Ей так казалось. Монахини обанкротились и собираются переезжать, а местные власти требуют невозможного. Все ждала встречи с Мэтью. Ну вот они встретились, и что же дальше? Почему она была так уверена, что это станет началом новой жизни? Вполне возможно, он ждал того же от нее. Она читала в его глазах разочарование.

– Довольно удачный момент для продажи недвижимости.

– В самом деле? Хорошо. – Говорят, что в Гонконге он сколотил целое состояние, может, и не врут. – Взамен куплю квартиру. Это удобнее.

– Это удобнее.

«Я ей наскучил», – думал он. Ужинали в «Кафе Рояль». Мэтью в Вилле еще не обзавелся слугами. Он считал, что за едой и питьем будет легче найти взаимопонимание. И теперь они в отчаянии налегали на закуски и вино.

Кожа лица очень важна, думала она. Старую, обвисшую не хочется гладить. А ей казалось, что они бросятся друг другу в объятия, будут неудержимо плакать от счастья. Ведь он запомнился ей молодым, со свежей кожей, ясным взглядом, русыми волосами. Но этот образ уже покрывался мглой.

– Сыру или пудинг, что будешь?

– Пожалуй, сыру.

– А я, наверное, шоколадный мусс. Со сливками.

Неудивительно, что он такой толстый, мысленно вздохнула она. И зачем во все глаза пялиться на то, как официант наливает сливки? В его зрачках вдруг вспыхнуло воодушевление.

– Я, наверное, возьму и сыру. Официант, сыру. Как там Дорина, надеюсь, хорошо?

Как легко произносятся эти имена, думала она. Ведь мы должны онеметь от волнения, а на деле получается какая-то легковесная игра. Говорим так, будто видимся каждый день, как о чем-то обычном и заурядном: поговорили и отодвинули в сторону. С Остином, кажется, уже покончили. Теперь осталось соткать все прошлое целиком, скатать, как дорожку, и уложить в сундук. Неужто для этого они встретились? Может быть. «Я ведь утратила привлекательность, – вдруг дошло до нее, – и этим все объясняется».

– Да, у нее все хорошо. Как только Остин найдет работу, они, я надеюсь, снова поселятся вместе.

– Я тоже надеюсь.

Встреча в ресторане – это ошибка, думал он. Еда все опошляет.