Все трое молчали и не двигались. Остальные посетители закусочной замерли в тишине.
Наконец повар сказал:
– Как раз перед закатом над нами пролетела одна такая ракета.
– Это не в Денвер, – сказала Юлиана. – Она шла на запад, куда-то на побережье.
Постепенно обстановка разрядилась, и оба водителя снова уселись.
– Я всегда забываю о том, – пробормотал старший, – что все они здесь немного пожелтели.
– Ни один япошка не убивал евреев ни во время войны, ни после, – сказал повар. – Да и пе-чей японцы не строили.
– Ну и очень плохо, что не строили, – сказал старший.
Он повернулся к своей еде.
«Пожелтели, – подумала Юлиана. – Да, по-моему, это верно. Отсюда нам нравятся и япон-цы».
– Где вы собираетесь остановиться на ночь? – спросила она. Она обратилась к более моло-дому водителю, Джо.
– Не знаю, – ответил он. – Я только вот вылез из кабины и пошел сюда.
Мне что– то не нравится весь этот штат. Наверное, лягу в грузовике.
– Мотель «Пчелка» не так уж плох, – сказал повар.
– О'кей, – отозвался молодой человек. – Возможно я там и остановлюсь, если не будут воз-ражать против итальянца.
Он говорил с явным акцентом, хотя и старался скрыть это, Наблюдая за ним, Юлиана поду-мала, что причиной его ожесточения был идеализм.
«Он слишком много требует от жизни, все время в движении, нетерпеливый и всегда чем-то угнетенный. И я такая же. Я не смогла остаться на Западном Побережье и, может статься, не удержусь и здесь. А разве не такими были люди раньше? Но, – подумала она, – сейчас граница проходит не здесь, она на других планетах».
И тут она подумала: "А ведь и он, и я могли бы записаться на один из этих ракетных кораб-лей для колонистов. Но немцы не пустят его из-за цвета кожи, а меня из-за цвета волос. Эти блед-ные, тощие нордические эсэсовские ведьмы, которых воспитывают в замках Баварии. А парень – этот Джо какой-то – даже не может придать своему лицу надлежащее выражение. Ему следовало бы принять этот холодный, но в чем-то полный энтузиазма вид, будто он ни во что не верит и все же каким-то образом обладает абсолютной верой. Да, они именно такие. Они не идеалисты, по-добно Джо или мне, они циники с абсолютной верой. Это какой-то дефект мозга, вроде лобото-мии, этого увечья, которое используют немецкие психиатры в качестве заменителя психотерапии.
Она решила, что их затруднения начинаются с отношения к сексу: они где-то запутались в нем еще в тридцатые годы, и с тех пор все пошло наперекосяк. Гитлер начал со своей – кем она ему приходилась: сестрой, теткой, племянницей? А в его семье и до этого уже были близкородст-венные связи: его мать и отец были двоюродными братом и сестрой. Они все совершали крово-смешения, возвращаясь к первородному греху возжелания своих собственных матерей. Именно поэтому у них, у этих отборных эсэсовских бестий такие ангельские глупо-жеманные улыбки, такая белокуро-детская невинность. Они берегут себя для Мамули, или друг для друга.
А кто же для них эта Мамуля? Интересно.
Лидер, герр Борман, который, как предполагают, вот-вот умрет? Или тот, что…
Старый Адольф, который, должно быть, в каком-то санатории доживает свой век, поражен-ный сифилисом мозга, который ведет свое происхождение еще от дней его бедности, когда он бездельничал в Вене – длинное черное пальто, грязное белье, ночлежка.
Очевидно, это злобно-язвительная месть самого Господа, ну прямо как в стародавнем немом кино. Этот жуткий человек поражен внутренней грязью, задохнулся в собственных нечистотах. История наказывает людской порок.
Самым жутким из всего этого является то, что нынешняя Германская Империя есть продукт этого мозга. Сначала одна партия, затем одна нация, затем полмира. |