Вонзив нож, он повернул
его в ране страшным инстинктивным движением ненасытной руки. Это был
совершенно такой же удар, как тот, которым был убит Гранморен. Нож вонзился
в то же самое место и с такой же неистовой силой. Вскрикнула ли она? Он
этого так и не узнал. Парижский курьерский поезд промчался с таким страшным
грохотом, что в доме задрожал даже пол, и Северина умерла, как бы сраженная
этим пронесшимся бурным вихрем.
Жак неподвижно стоял, глядя на нее, лежавшую теперь у его ног на полу,
возле кровати. Громыхание поезда постепенно замирало вдали, глубокая тишина
водворилась в красной комнате, а Жак все глядел на Северину. Из широкой раны
в горле хлынул красный поток, он струился между грудей, заливал живот и
бедро и стекал крупными каплями на паркет. Целая лужа крови образовалась на
полу среди красных обоев и красных занавесей. Разорванная рубашка вся
пропиталась кровью. Он никогда и не подумал бы, что в этом существе было
столько крови. Он не мог оторвать от нее своего взгляда; выражение
несказанного ужаса запечатлела смерть на лице этой хорошенькой, кроткой и
нежной женщины. Ее черные волосы стали дыбом и казались зловещим мрачным
шлемом, черным, как ночь. В голубых, точно барвинки, глазах, раскрывшихся
непомерно широко, застыл растерянный вопрос, ужас перед тайной: за что, за
что он ее убил? Она была раздавлена, унесена роковой неизбежностью убийства,
невольная жертва, которую жизнь затоптала в грязь и кровь; нежная и
непорочная, несмотря ни на что, она умерла, так и не поняв, за что же он
убил ее.
Вдруг Жак услышал какие-то звуки, напоминавшие звериный рев, хрюканье
кабана, рычание льва; то был вздох, вырвавшийся из его собственной груди.
Наконец-то, наконец ему удалось выполнить свое страстное желание! Он убил!
Да, он это совершил и теперь чувствовал безумную радость, беспредельное
наслаждение в удовлетворении так долго томившего его заветного желания Он
испытывал огромную гордость самца, он был полновластным господином; убив
женщину, он обладал ею теперь, как давно уже мечтал обладать, - всецело, до
полного ее уничтожения. Ее больше нет, и никому она принадлежать не будет. С
величайшею ясностью вспомнил он о другом зарезанном, о Гранморене, чей труп
он видел в ту страшную ночь всего лишь в каких-нибудь пятистах метрах от
места, где лежал теперь труп Северины. Это нежное, белое тело,
исполосованное красным, - та же бездушная тряпка, сломанная марионетка,
мешок, набитый мякиной, в который удар ножа обращает живого человека. Да,
это так. Он убил, и труп лежал перед ним на полу. Он опрокинулся так же, как
труп Гранморена, но только на спину - ноги раскинуты, левая рука согнута под
грудью, а правая, казалось, совсем оторвана от плеча. Жак вспомнил, как
сильно билось у него сердце в ту ночь и как он поклялся себе, что и он, в
свою очередь, осмелится убить. При виде зарезанного человека в нем
разгорелось, как похоть, неудержимое стремление убить. |