В Круа-Русс оставлен сильный гарнизон, которому вменено в обязанность не спускать глаз с мятежного города.
Число убитых и раненых в ноябрьские дни не было уточнено. Но лионцы передавали друг другу зловещие цифры: шестьсот убитых! Тысяча раненых! Но кто их считал?
И только на местном кладбище всё росло число вновь вырытых могил. А Рона долго ещё продолжала выбрасывать тела лионцев, которых утопили в её водах солдаты правительственного войска.
Через пять дней после того, как Лион побывал в руках восставших, он вновь оказался во власти префекта и его приближённых. В городе, как рапортовал Лион Парижу, возобновилась нормальная жизнь.
Но для участников восстания, для безработных, оставшихся безработными, нормальная жизнь не наступила. Многие семьи оплакивали убитых, в госпиталях не хватало мест, чтобы разместить раненых. В рабочих домах начались аресты.
Анри не захотел покинуть Лион вместе с тремя товарищами, как и он, руководившими Лионским восстанием.
— Возможно, друзья, — сказал он им на прощание, — вы больше поможете Лиону, находясь за его пределами. Я не хочу оставлять семью. К тому же я верю, что ещё пригожусь здесь.
Но Анри не успел «пригодиться» ткачам. Едва его друзья покинули Лион, как к нему нагрянули «непрошеные гости» — жандармы — и увели его в тюрьму.
На другое утро, ещё не зная о судьбе Анри, но понимая, что того могут арестовать с минуты на минуту, Ксавье пришёл к Менье. Он хотел их проведать и поделиться с ними своими новостями. Но слова застыли у него на губах при виде жены Анри — Ивонны. Ксавье не надо было её расспрашивать. Он сам всё понял. И конечно, уже не захотел рассказывать ей, что вчера его вызвал к себе г-н Куантро-младший и повёл с ним такой разговор:
«Без брата я ничего решать не могу. Но по моему разумению, вы не можете дольше оставаться у нас на работе. Вас видели среди восставших и на стороне восставших…» — «Я этого и не собираюсь отрицать», — ответил Ксавье с достоинством. «Хорошо. Пока приступайте к своим обязанностям. А окончательное решение примет мой брат».
И Ксавье снова пошёл в контору, прекрасно понимая, каков будет ответ Куантро-старшего.
Всего этого Ксавье не рассказал Ивонне. Он только попросил:
— Располагайте мною, Ивонна. Я сделаю всё, что могу, чтобы быть полезным вам… и вашим детям, — добавил он, взглянув на Теофиля, Ива и Гектора, обступивших мать с таким видом, словно они хотели её защитить от нападения врага.
Суровая Ивонна отнеслась к Ксавье благожелательно. От ткачей она знала, что «парижанин» был всё время среди восставших, не избегая опасных мест, и строил баррикады вместе с Анри и другими лионцами.
— Я не думаю, — сказала она, — чтобы и для вас всё сошло благополучно. Не такие люди Куантро, чтобы прощать или забывать. Хорошо, если просто уволят, могут ведь и донести в полицию…
Тут Ксавье рассказал в двух словах о своём разговоре с Куантро и добавил:
— Я хотел бы быть вам полезным не на словах, а на деле. Я знаю, что Анри начал заниматься кассой взаимной помощи ткачей. У него, кстати, и устав был, я знаю. Сейчас надо заняться этим безотлагательно, соберём денег, сколько и где будет можно… — И Ксавье невольно пришло на память, как умело собирала деньги Люсиль, когда встал вопрос об уплате штрафа за Беранже.
— Ну что ж, — раздумчиво сказала Ивонна. — Я знаю, где у Анри хранится устав.
Медленно, устало пошарила Ивонна в ящике кухонного стола, вынула оттуда пачку разных бумаг и извлекла аккуратно сложенный устав.
Ксавье так и замер: он совсем забыл, что переписывала устав Люсиль. И теперь его взволновал её ровный, немного детский и очень чёткий почерк. |